Ричард Длинные Руки – лорд-протектор - Орловский Гай Юлий

Там послышались крики, в самом деле поразил болтами спешащих к месту битвы. Я заорал как можно страшнее, оскалил зубы и побежал по коридору, стреляя, стреляя и стреляя уже в каждого встречного, на такой войне гражданских не бывает, а если и есть, должны прятаться в погребах.

Сильная боль тряхнула голову, в глазах замерцали звезды. Я механически выстрелил перед собой, потом запоздало догадался развернуться и послать три болта вдоль коридора. Там бездоспешный юнец вложил в пращу камень и снова неуклюже размахивал ею, стараясь не задевать за стены. Болт пришпилил его к стене, как жука булавкой.

– Он наверху! – донесся снизу крик.

По лестнице из холла бежали с оружием в руках с такой яростью и таким напором, что ни один не отшатнулся, когда выстрелы разносили им головы и пробивали тела. Они падали под ноги бегущим сзади, а я пятился, остервенелый, сея смерть из обеих рук.

В коридоре за спиной появились двое в латах. Я торопливо выстрелил, голова первого запрокинулась. Его отбросило на стену, по ней и сполз, оставляя кровавый след. Я пробежал мимо, всадил два болта во второго, толстого, как винная бочка, в нелепо-пышном кожаном колете, перепрыгнул через его тело.

– Ришар! – заорал я. – Покажись, если ты в самом деле еще рыцарь!

Во рту кровь, правый глаз видит только сквозь розовую пелену, стереть некогда, впереди еще люди с оружием. Я ломился через их ряды, как вепрь через камыш, постоянно стреляя, сбивая всем весом. Тело ноет от ударов, самые умные предпочитают забрасывать издали камнями, палицами, ножами, но метатели хреновые, только один попал острием, остальные кто рукоятью, кто плашмя, организм мгновенно заживляет порезы и ушибы, но меня начало шатать от слабости.

Странно, ни один не дрогнул и не испугался таинственной смерти, бросаются с безумной удалью и гибнут, как мухи в жарком костре. Наконец я увидел за их спинами человека в плаще с надвинутым на глаза капюшоном. Он вздымал руки, и толпа людей с оружием повиновалась, как волны моря покорны фазам движения луны.

Я стиснул челюсти и, почти не уклоняясь от летящих в меня палиц, топоров и дубинок, ловил мага на прицел. Его все заслоняли телами, наконец я сам бросился навстречу, буквально расшвыривая закованные в железные панцири тела, и всадил в него сразу из двух болтеров.

Мага швырнуло на стену, я со свирепой радостью увидел, как из двух дыр в груди ударили фонтанчики алой крови. Он сполз на пол, а толпа замерла, люди начали оглядываться, растерянные.

Я прорвался на их сторону и понесся как раз туда, где меня не ожидали. Увы, впереди дорогу загородили лучники. Шестеро, до них не меньше, чем двадцать шагов, все тут же натянули луки. Я подхватил из рук убитого стража широкий щит и присел, закрывшись им. Застучало, как град по крыше. Я выждал миг, ударила шестая стрела, я ринулся вперед со страшным леденящим душу воплем. Они успели бы выпустить еще по стреле, но ужас замедлил движения, а кое-кто и вовсе застыл, как жаба перед змеей.

Я ворвался в их строй с грозным ревом, они разлетались, как кегли. Я чувствовал себя зверем, что ломится через сухие стебли тростника за главной добычей.

– Ришар! – прокричал я снова страшным голосом. – Ришар, я обвиняю тебя в трусости!

На дороге к лестнице еще куча народу за панцирями щитов, ощетинилась копьями. Я сразу оценил, что даже с болтерами не пробьюсь, слишком мало места, сомнут, пробежал дальше, там узкая винтовая лесенка, бросился по ней, но это ж на башню, на полдороге выпрыгнул на стену, пробежал. Здесь то ли не ждали, то ли не хватает нужных людей, чтобы поставить на всех возможных путях отступления, но добежал до того места, где взбирался, встречные отпрыгивали в ужасе и срывались во двор.

Пальцы на бегу уже вытащили из-за пазухи веревку, зацепили готовую петлю за каменный зубец…

Уже спускался, когда наверху появилось усатое лицо. Огромная рука занесла нож. Я вцепился в веревку одной рукой, выстрелил. Усач исчез, но не рухнул в мою сторону, я продолжал спускаться.

Нехорошее предчувствие заставило взглянуть вниз. Из ворот крепости выбежали с десяток воинов с копьями. Я был еще на середине, когда они добежали до того места, куда я должен спуститься, и выставили копья остриями кверху.

Веревка задергалась, наверху ее старательно режут, мелькнули две головы, но мне не показываются, ученые.

Я посмотрел вниз, посмотрел вверх. Сердце стиснулось в смертной тоске. На этот раз не светит даже попасть в плен. В плену все-таки есть надежда…

Наколюсь, как кусок мяса на десяток шампуров, никакая регенерация не спасет…

– Зайчик, – прошептал я. – Зайчик… Ко мне!.. И ты, Бобик… ко мне!

Веревка затрещала, я пытался спускаться как можно быстрее, но она дернулась пару раз. Наверху сухо треснуло, раздался торжествующий крик. Я ощутил, как тело стало невесомым…

Пролетел я, казалось, вечность, все это время в смертном ужасе чувствовал, как всей тяжестью напарываюсь на острые наконечники копий, как они с треском рвут мое тело, мышцы, сухожилия, ломают кости, как стальное лезвие вонзается в шею и в затылок, расплескивая все, что можно расплескать… а если в падении успею повернуться, то напорюсь на острия не затылком, а лицом…

Удар показался чудовищным, хотя упал я разве что с высоты в полтора-два человеческих роста. Рухнул на землю и на копья, но все почему-то лежат, а не торчат стальными жалами вверх.

Я повернул голову, в тот же миг на меня обрушилось тяжелое, черное и горячее. Мягкий язык облизал мне лицо, вычистил уши. Я ухватился за могучего зверя и кое-как воздел себя на дрожащих ногах.

Воины Ришара опомнились и уже не разбегались, кто-то присел и начал натягивать тетиву на лук. Еще четверо ковыляли к ним, сильно прихрамывая, а двое вообще ползли.

Зайчик провернулся боком, я ухватился за седло. Конечно, красиво бы вообще со стены спрыгнуть прямо в седло, а потом с победной улыбкой…

Впрочем, не придется даже умалчивать о каких-то деталях, сэр Растер дополнит их из своей фантазии. В целях воспитания отваги и безрассудного мужества у молодых рыцарей.

Раны я заживил по дороге, но с седла меня сняли едва живого, бледного, истощенного и дрожащего от холода. Сэр Растер набросил мне на плечи теплый плащ, кто-то забежал вперед, отбросил и придержал полог шатра.

Я вошел, постукивая зубами и ежась, как на морозе. Из-за легкого столика навстречу поднялся встревоженный отец Дитрих.

– Господи! Что с тобой, сын мой?

Я рухнул в соседнее кресло, почти автоматически создал чашку горячего кофе, жадно выпил, обжигаясь, но почти не замечая вкуса. Отец Дитрих опустился рядом, я перехватил его внимательный взгляд на чашку, однако отец Дитрих лишь повторил вопрос: