Ричард Длинные Руки – лорд-протектор - Орловский Гай Юлий

Барон расхохотался.

– Еще бы! Вы же выполнили за него всю тяжелую работу. Теперь он может заниматься только конями. Сказал мне, что отныне растолстеет, на поясе провертит новые дырочки, чтобы брюхо распускать вволю, а не затягивать, как сейчас… Он мечтает вывести породу вообще крылатых! В старых книгах, дескать, есть описания, как это сделать. Так что объединение Армландии и мирная жизнь как раз то, что нужно графу.

– А вам? – спросил я. – Что нужно вам, барон?

Он посмотрел мне в глаза, лицо стало серьезным.

– Мне хотелось бы знать ваши планы, сэр Ричард. Я понимаю, детали вы должны держать в секрете даже от своей подушки, но в общих чертах… Это для того, чтобы какие-то неожиданности не заставали меня врасплох. Я человек вообще-то мирный, неожиданностей не люблю. Опыт уже научил, неожиданности обычно бывают неприятными, очень неприятными и чертовски неприятными.

Я помедлил, барон ждет, хотя вряд ли рассчитывает на откровенность в стратегических планах.

– Запланирована долгая и мирная жизнь, – ответил я осторожно. – Подъем сельского хозяйства. Добыча и переработка руд, развитие промышленности, экономическая экспансия в другие регионы… Увеличение поголовья крупного, среднего и совсем мелкого рогатого скота в интересах малого бизнеса. Переработка мяса, костей и шкур…

Я перечислял еще, путано и хаотично, из чего может нарастать благосостояние такой великой страны, как Армландия, незаслуженно обойденной вниманием и зажатой в тесные границы недружественными соседями. Барон терпеливо слушал, хотя я видел по глазам, что понимает далеко не все. Да я и сам себя не всегда понимал, хотя насчет слагаемых экономического подъема в моем прошлом королевстве каждый может отбарабанить без запинки даже спросонья, тоже не понимая, что они значат.

– Но, – закончил я, видя, что барона это не удовлетворило, – лично я… и строго в конфиденциальном порядке… вы понимаете?.. советовал бы далеко не отпускать войско. Или хотя бы сохранить при себе ударную мобильную группу.

Глаза Варанга блеснули острым любопытством.

– Что-то ждете?

– Правитель всегда должен ожидать всего, – ответил я дипломатично. – Но у меня такое предчувствие… понимаете, просто предчувствие…

Он посмотрел на меня очень внимательно.

– Да, понимаю. Всего лишь предчувствие. А на предчувствия можно не обращать внимания. Благодарю вас, сэр Ричард, за доверие!

– А вам спасибо за понимание, – ответил я с тем же подтекстом, что прозвучал и в голосе барона.

Когда мы расставались, снова обнявшись уже на прощанье, он спросил осторожно:

– А мобильную группу… может быть, расположить к вам поближе?

Я подумал, ответил с еще большей осторожностью:

– Лучше без спешки перебазировать ее к Хребту. К тому месту, куда я послал бригады камнерубов. Медленно, не привлекая внимания, стараясь не вызывать лишних вопросов.

Он подумал, сказал решительно:

– Да, я это сделаю. Хотя, уж простите…

– Барон, – прервал я, – мне пока что везло, верно? Просто предположите, что и в этот раз случится что-то такое эдакое. Вы ничего не потеряете, если у меня ничего не получится. Всего лишь неспешная – подчеркиваю! – неспешная прогулка отряда отборных рыцарей к Хребту, чтобы отработать навыки ведения боя на пересеченной местности, в лесу и в предгорьях. И победное возвращение с прекрасно выполненной задачей!

Он кивнул, хотя я видел по его глазам, как трудно будет принудить своевольных рыцарей отрабатывать навыки командной борьбы, ведь каждый из них герой и каждый стремится совершать индивидуальные подвиги.

– Спасибо, сэр Ричард, – повторил он, – за доверие. И не бойтесь, что кто-то посмеется над бесполезностью рейда рыцарей к Хребту и обратно. Сила никогда не бывает смешной.

Я еще некоторое время руководствовал, сам понимая, что чересчур влезаю в мелочи, даже рассудил несколько дрязг между мастеровыми. Невольно вспомнил, что когда хотят сделать людей добрыми и мудрыми, терпимыми и благородными, то неизбежно приходят к желанию убить их всех. Робеспьер верил в добродетель и потому создал террор. Марат верил в справедливость, потому потребовал двухсот тысяч голов.

Надо править так, чтобы мои подданные чувствовали давление с моей стороны или моих управляющих не больше, чем давление воздуха.

С этой мыслью я отряхнул руки, огромное багровое солнце уже опускается за край каменной стены, ночи останется совсем мало, вернулся в главное здание. Любить – значит проигрывать, мелькнула мысль, но я впервые наткнулся на исключение. Я выигрываю, только выигрываю…

Лоралея бросилась навстречу, радостная и сияющая.

– Мой лорд!.. наконец-то!

– Работы оказалось в самом деле много, – сознался я. – Хотя, конечно, надо будет спихнуть на управляющих.

– А уже есть?

– Увы…

– Мой лорд, – воскликнула она, – вы окружены преданными вам людьми. Выберите тех, кто уже занимался хозяйством! Они справятся. А вам предстоят великие дела… Эй, слуги! Быстрее ванну! Воду я велела нагреть заранее… Попробуйте сказать, что не сделали!

Я долго нежился в горячей воде, Лоралея совала в нее палец и заботливо подливала из большого кувшина, поддерживая температуру. Когда грязь исчезла под ее заботливыми ладонями и со щеткой, я вылез и сидел, наслаждаясь покоем, в кресле, нимало не заботясь, что не совсем одет.

Правда, для ужина все-таки натянул штаны, а когда слуги зажгли свечи, мне это уже не показалось архаичным и сентиментальным.

Утром я вышел, счастливый, как просто не знаю кто, щурясь и прикрываясь ладонью от неистового света. Словно сто тысяч солнц, как говорится в Махабхарате, разом заблистало, но там ядерный взрыв, а здесь под утро пролупил короткий летний дождь, солнце бьет в глаза изо всех луж и вообще превратило в себя все мокрые поверхности.

Во дворе перед входом в типографию дюжие грузчики снимают с телеги тяжелые отесанные и просмоленные бревна с уже вбитыми железными крюками. Я с трудом узнал части станового хребта типографского пресса.

Отец Дитрих в дверях указывал в темноту, мол, туда нести и там складывать. Я поприветствовал, он благословил, потом без всякой преамбулы вдруг сказал:

– Та ведьма во всем призналась. Сразу, как вы покинули подвал.

– Хорошо, – сказал я. – От души отлегло.

Он посмотрел на меня сумрачно.

– Еще бы. Вы с такими… делами стараетесь не сталкиваться. Но кто-то делать должен. Закопанные кости отыскали за ее избушкой. Там же отыскалась и одежда убитых ею детей.

– Костер? – спросил я.

– Медленный, – уточнил отец Дитрих. – Как виновную за особо тяжкие прегрешения перед Господом.