Демон пробуждается - Сальваторе Роберт

ГЛАВА 31

СНОВА ДОМА, СНОВА ДОМА!

На протяжении двух последующих недель доверие Эвелина к Джилл возросло настолько, что он начал открыто обучать ее обращению с камнями. Поначалу он использовал обычные методы — те же самые, которые применялись в Санта-Мир-Абель. Однако ему очень быстро стало ясно, что девушка далеко обогнала любого начинающего ученика и была потенциально почти так же сильна, как и он сам, когда магистр Джоджонах впервые показал ему опыт с выходом из тела. Эвелину не понадобилось много времени, чтобы разобраться в причинах этого феномена. Да, Джилл обладала природной силой, но далеко не в той степени, как он сам; просто она уже не была начинающей. Решающую роль сыграло слияние, к которому он вынужден был прибегнуть, когда его ранили. В результате она, не отдавая себе в этом отчета, усвоила то, на что у монахов уходят месяцы, если не годы. По мере того как углублялась их дружба и возрастало взаимное доверие, Эвелин пришел к выводу, что можно снова использовать гематит, на этот раз уже исключительно для обучения. Одновременно он гораздо лучше стал понимать свою молодую спутницу — и много узнал о ее мрачном прошлом.

— Дундалис… — это слово сорвалось с губ Джилл, словно перезвон церковных колоколов; перезвон, который мог быть и праздничным, неся в себе надежду и обещание вечной жизни, и траурным, возвещающим смерть. Девушка провела рукой по заметно отросшим густым волосам и с подозрением взглянула на Эвелина. — Ты знал, — монах лишь пожал плечами. — Тебе каким-то образом стала известна моя история. В Палмарисе… Ты разговаривал с Грейвисом!

— С Петтибвой, если быть точным.

— Как ты посмел?

— У меня не было выбора, — возразил Эвелин. — Мы ведь друзья.

Джилл пролепетала что-то бессвязное, пытаясь разобраться в случившемся. После Палмариса Эвелин повел ее на север, в глубь дикой, малонаселенной местности. У нее не возникало ни малейших признаков узнавания — до тех самых пор, пока они не пришли в деревушку под названием На-Краю-Земли и кто-то произнес слово «Дундалис».

Ее охватило желание наброситься на Эвелина с кулаками, но девушка не могла не признать правоты его последних слов. Он и в самом деле был ей другом, надежным и верным.

— Ты убегаешь от призраков, моя дорогая Джилл, — продолжал Эвелин. — Я вижу твою боль, чувствую ее, как свою собственную. Она проявляется в каждом твоем жесте, в каждой вымученной улыбке… Да, вымученной, я не оговорился, потому что, признайся, Джилл, разве ты хоть раз улыбалась от души? — В голубых глазах девушки заблестели слезы, она молча отвернулась. — Конечно, улыбалась, я не сомневаюсь в этом — но это было до того, как разразилась беда, до того, как тебя стали преследовать призраки.

— Зачем ты привел меня сюда?

— Потому что здесь этим призракам некуда будет спрятаться, — твердо сказал Эвелин. — Здесь, в этой новой деревне, построенной на месте той, которая когда-то была твоим домом, ты встретишься с ними лицом к лицу и загонишь их туда, где им самое место.

Он говорил так решительно, так убежденно, что Джилл не могла больше сердиться на него. Как истинный друг, он от всей души желал ей самого лучшего, он готов был сражаться — и даже умереть, да, умереть! — ради нее. И все же… Вдруг он ошибается, пусть даже из самых лучших побуждений? Он действовал, основываясь на своем понимании природы той боли, которая терзала ее. А вдруг, вырвавшись на свободу, эта боль убьет ее?

Ответов на мучительные вопросы у Джилл не было; только страх, только тревога. Она покинула таверну и направилась в комнату, которую они с Эвелином снимали. Она не знала, чем грозят ей воспоминания, которые может пробудить это давно забытое название, но хотела быть одна, когда встретится с ними лицом к лицу.

В его душе постоянно бушевала ярость. Он с такой силой хлопал дверью своей комнаты, что она едва не срывалась с петель, и даже сломал челюсть шлюхе, предложившей ему свои услуги. Палмарис обманул его ожидания — Карающий Брат только потерял здесь время, ни на шаг не приблизившись к своей жертве. И лишь по чистой случайности он столкнулся с двумя молодыми людьми, любителями выпить, одного из которых звали Коннор Билдеборох, а другого Греди Чиличанк.

Карающий Брат выслушал их рассказ — это обошлось ему всего лишь в стоимость нескольких кружек дешевого эля — и в особенности заинтересовался словами Греди. Тот мимоходом упомянул, что всего лишь месяц назад видел еще одного монаха церкви Абеля, разговаривающего с его матерью, Петтибвой.