Ричард Длинные Руки – Эрцфюрст - Орловский Гай Юлий

Я лежал навзничь, под сводами в темноте что-то шелестит, но над кроватью полог, не видно, даже если летучая мышь и брякнется сдуру. За окном иногда слабо поблескивает багровый свет зарниц да все так же заглядывают любопытные звезды.

Розамунда лежит рядом, вся скукожилась в комок, но голову снова положила мне на плечо, уже мокрое от ее соленых слез. Всплакнула коротко, успев ужаснуться внезапности всего, что стряслось, пережив боль и восторг, теперь тихая, как мышь, снова скребет ресницами плечо.

Я рассеянно погладил пышные волосы.

— Леди Розамунда…

— Да, ваше высочество?

— Почему, — сказал я с упреком, — вы тогда соврали, что не девственница?

Она прошептала виновато:

— Сильно испачкала вам простыни?.. Я слышала, вы человек чести, потому не станете…

— Еще бы, — буркнул я. — Нехорошо получилось.

— Хорошо, — возразила она тихохонько. — Вы ни при чем, это я обманула.

— Но… зачем?

Она сказала грустным шепотом:

— Если скажу правду, загордитесь. Потому совру, женщина имеет право врать в порядке самозащиты. Мы слабые, не знали?.. Я еще полежу с вами немного, понежусь, а потом уйду.

Она заснула в моих объятиях, а когда забрезжил рассвет, я с нежностью всматривался в ее похудевшее за ночь лицо, осторожно поцеловал в щеку.

Ее ресницы затрепетали, поднялись, глаза еще сонные, спросила испуганным голосом:

— Что?.. Я задремала?

— Еще как, — сообщил я ласково. — И лягалась, и сопела, и хрюкала… Доброе утро, милая.

Она в испуге огляделась.

— Утро?.. Откуда утро? Почему утро?

— Это не я, — заверил я. — Пробовал, но не могу заставить солнце восходить по своей воле. Петух может, а я вот нет. Пока еще.

Она начала торопливо выкарабкиваться из постели, подхватила плащ, я помог ей застегнуть застежку. По хлопку ладоней появился молчаливый Хрурт, кивнул, отвечая на мой взгляд, дескать, дорога свободна, никто не увидит, как леди выходит из спальни моего высочества.

В коридоре их уже поджидает верный Ульман, этот сообщил, что дорога свободна до самых покоев леди Розамунды. Втроем удалились, а из комнаты личной охраны молча вышли Переальд и Айсватер, не менее доверенные телохранители, неспешно заняли их места.

Я перешел из спальни в спальные покои, там уже несколько придворных, что допущены к одеванию моей персоны, терпеливо выслушивал новости и позволил одеть себя и даже обуть.

Заключительные бои начнутся в полдень, однако народ стягивается к ристалищу с утра, спеша занять места поближе к арене. Лотошники пользуются возможностью торговать горячими пирогами, вином и прочей снедью, некоторые рыцари уже разминаются на поле, другие только выехали из города, а приехавшие из других земель пока еще спят в шатрах вблизи ристалища.

На выходе из здания я увидел сверкающего доспехами изящного рыцаря и не сразу узнал в нем Боудеррию из-за шлема с опущенным забралом. Она даже доспехи одела цельные, чего никогда не делала раньше, предпочитая кольчуги, но когда я подошел ближе, охнул и сказал с удовольствием:

— А тебе это платье тоже весьма!

Она фыркнула разочарованно, неужто я не увидел бы под доспехами женщину, как ни прикрой ее железом, подняла забрало.

На меня взглянули ее рассерженные глаза.

— Ваше высочество…

— Сэр Ричард, — напомнил я. — Для друзей, а ты друг, я просто сэр Ричард. Можно даже без «сэр».

— Хорошо, — сказала она все еще рассерженно. — Сэр Ричард, почему меня не допускают к участию в турнире?

Я замялся, развел руками под ее требовательным взглядом.

— Боудеррия, — сказал я с неловкостью, — понимаешь ли… несмотря на некоторое включение экзотических элементов… это все-таки добротный рыцарский мир. Мужской мир.

Она сказала зло:

— Это я — экзотический элемент?

— И очень красивый, — подтвердил я. — Без тебя этот мир был бы серым. И так ты его украшаешь собой, как вот дракончики, магия, гарпии…

— Что-о-о?

— Я говорю о разнообразии мира, — пояснил я торопливо. — Ты — украшение. Весьма драгоценное. И никто из мужчин не желает, чтобы украшение повредить…

— Да я любого сброшу с коня!

Я покачал головой.

— Не сбросишь. Тут такие мордовороты, что и меня сбросят, а я, ты знаешь, не совсем так уж и слабенький. Давай лучше я тебе предложу место на первом же корабле, что выходит в океан. Заодно и посмотрим, где твоя родина. Уверяю, там схваток будет побольше, чем на этом потешном турнире. Настоящие, а не эти… где тупыми копьями и тупыми мечами.

Она помолчала, затем сказала с нажимом:

— На первом же корабле!

— Клянусь, — пообещал я.

Она не отстранилась, когда я поцеловал ее в губы, и не удивилась, это привилегия сюзерена, но осталась на месте, а я пошел к ожидавшим слугам, что держат в поводу Зайчика.

На турнир я прибыл, как водится, к первым боям, у входа на галерею встретил сэра Растера, тот разочарованно сообщил, что турнир при всей пышности и праздничности так и не почтили, хотя он так надеялся, участием в боях такие гиганты, как герцог Вирланд Зальский, герцог Ульрих Ундерлендский, герцог Готфрид Брабантский, да и новоиспеченный герцог Ричард мог бы, все они прославленные турнирные бойцы…

— Дорогой сэр Растер, — сказал я с участием, — нам пора уступать дорогу молодым. За это время выросло новое поколение бойцов!

Он посмотрел на меня с непониманием, чего это я из молодых стараюсь пролезть в старики.

— Это хто?

— К примеру, — сказал я, — если бы поспешно не вернулся в свои новые земли Вильярд… помните, с каким восторгом о его подвигах говорил граф Ришар?.. то это ему пришлось бы выбирать королеву турнира. К счастью, герой унесся радовать свою принцессу высоким титулом.

— А что, — проворчал он, — ему там в Гандерсгейме медом намазано?

— У него теперь наконец-то свои земли, — сказал я. — Высокий титул! И, что повезло больше всего, нежная и бесконечно преданная жена.

— А-а, — сказал он, — ну, если еще и жена… Даже преданная?

— Есть такие, — сообщил я. — В самом деле есть.

В галерее я смутно удивился, обнаружив в соседнем кресле леди Розамунду, веселую и размахивающую платочком, все внимание на поле, даже меня заметила не раньше, чем я сел рядом и поздоровался.

— Ох, — пропела она очаровательным голоском, — простите, ваше высочество, я так увлеклась… Не правда ли, они прекрасны?

— О да, — подтвердил я, — еще как!.. А хто?

Она фыркнула и отвернулась. Я поглядывал на нее искоса, держится вольно, а я человек подозрительный, не потому ли такая дерзкая, что побывала в моей постели?