Истребивший магию - Никитин Юрий Александрович

– Тот мерзавец теперь старается обходиться без магии. Вообще.

Она широко распахнула глаза.

– Почему?

– Спохватился, – объяснил Олег с недоброй ухмылкой. – Когда наткнулся на озеро с такой водицей, ошалел от счастья и сразу начал создавать дворцы, кучу слуг, драконов, василисков, редких птиц, дивных рыб… Тогда озеро казалось бесконечным, но за пару лет уменьшилось его усилиями… наверное, на две трети, если не больше. Сейчас осторожничает, относится бережливее, но…

Он умолк, она спросила нетерпеливо:

– Но вода у него еще есть?

– Есть, – согласился он. – Но на поддержание дворца тоже, наверное, требуется. Не знаю, но, когда станет совсем мало, переселится в башню. На ее поддержание можно будет тратить меньше.

Она сказала практично:

– Но сейчас, значит, у него еще много?

– Много, – подтвердил он. – Но уже бережет…

Он погрузился в раздумья, она смотрела с надеждой. Раньше, когда у него становился вот такой тупо бараний вид, что-то да придумывал. Мужчины, если признаться честно, горазды на придумки во внешнем мире. Они, женщины, лучше ориентируются во внутреннем, а эти чурбаны – когда вот такие вызовы… Надо только не мешать, дать ему сосредоточиться.

И сразу же она спросила живо:

– Значит, все те гарпии, птицы с острыми перьями, великаны и все остальное, что нападало, это не им послано?

Он проворчал:

– Это брошенные.

– Почему?

Он отмахнулся:

– Я ж говорю, сперва наделал, ошалев от возможностей, потом одних бросил, другими занялся. Потом и тех бросил, нашел способы защититься получше.

– Почему не уничтожил отбракованное?

Он пожал плечами.

– Зачем? На людей ему наплевать. К тому же уничтожать – тратить магическую воду, запасы которой тают быстрее, чем он думал. Да и вокруг его крепости теперь дополнительный пояс защиты… пусть даже ему и неподвластный.

Позади осталась кремнистая долина и гряда неопрятных холмов, с последнего увидели вдали красные от черепицы из обожженной глины крыши.

Она заметила, что волхв все озабоченнее посматривает на приближающийся город. Барвинок он показался даже меньше по размерам предыдущего, хотя этот явно богаче, но все-таки не сказать, что в нем живет могущественный колдун…

– Не любишь, – поинтересовалась она, – когда много людей? Не боись, не каждый же захочет тебя ударить… Правда, если бы узнали, кто ты есть…

Он поморщился, не ответил, его глаза бросали по сторонам быстрые цепкие взгляды. По обе стороны проползают серые неухоженные дома, улицы узковаты, а через некоторые даже протянуты веревки, на которых сушится белье.

Плохо отжатое к тому же, мелькнула у нее раздраженная мысль, когда на голову и плечи сорвались тяжелые капли. Бедный Олег, его такое вообще должно приводить в бешенство…

Он едет с виду безучастный, в пустынях привык терпеть и не такие неудобства, но все равно должен беситься: там ничего не изменишь, а в городе люди могли бы жить аккуратнее…

Он поворачивал трижды, и, когда впереди показалось высокое здание постоялого двора, Барвинок лишь поморщилась, волхв даже в незнакомых местах чувствует, где тут можно поспать и поесть…

Ворота распахнуты, они приближались, Барвинок всем существом чувствовала близость беды, зябко ежилась, пугливо поглядывала на сурового волхва.

– Зачем, – спросила она безнадежным голосом, – тебе уничтожать магическую воду? Она же все равно кончится!

Он буркнул:

– Народ успеет вконец испохабиться. И так уже дальше некуда… но все равно еще можно. Вниз – всегда можно. И легко. Когда вниз, то никаких остановок, задержек… да, легко. Но даже потом…

– Что?

– Кончится вода, – сказал он с тоской, – лягут и будут ждать нового дождика… даже не знаю, что с такими делать. Может быть, надо снова перетопить? Выбрать чистую и здоровую семью, а всех остальных… либо утопить, как уже делалось, либо сжечь… Можно еще болезнь какую-нибудь, только боюсь, слишком много выживет. И не самые лучшие…

Она смотрела в ужасе.

– Ты так серьезно говоришь… Я чуть не поверила, что ты всерьез!

Он посмотрел на ее чистое личико с круглыми, как у совенка, глазами и вздернутыми красивыми дугами бровей, вздохнул и пригнул голову, сверху проплыла дуга ворот.

Во дворе привычные колодец, неизменные телеги с задранными кверху оглоблями, из распахнутых дверей конюшни доносится конское фырканье, в трех шагах от колодца и ближе к коновязи высится массивный кусок серого гранита, так называемый седальный камень. С него на коня влезают люди пожилые или слишком грузные, а то и отягощенные массивными доспехами и оружием.

Мужчины – существа хвастливые, Барвинок давно заметила, что хотя с камня залезать удобнее, но к его помощи прибегают только те, кто уж никак иначе, а остальные, даже самые толстые, сопят и багровеют мордами, но вскарабкиваются на коня с помощью стремени, а это все равно что подниматься по лестнице, ступая через три ступеньки.

Волхв, как она помнит, к ее недоумению, иногда поднимался в седло, как отягощенный немалым весом старик: ставил стопу в стремя, хватался за луку седла, другой ногой отталкивался от земли и тяжело усаживался, зато в другое время запрыгивал на коня, совершенно не прикасаясь ни к стременам, ни даже к седлу. Барвинок не могла понять, почему так по-разному, это же как можно постоянно бахвалиться удалью и молодечеством, но у волхва все зависит, наверное, насколько тяжелые или легкие мысли застряли в черепе.

Постоялый двор ничем не отличался от остальных, все строятся одинаково, даже еда везде все то же мясо, жареное и вареное, сыр, рыба, птица, хлеб и немного зелени, зато вина много и разного, что и понятно, основной источник дохода.

Барвинок все время думала о своем, на волхва поглядывала когда со злостью, когда с сочувствием. Он заметил эти странности, помалкивал.

Она вяло работала ложкой, вылавливая в супе куски разварной баранины.

– Переночуем, – после долгого молчания спросила она, – а утром отправишься искать беду на свою голову?

– Ты переночуешь, – пояснил он, – я отправлюсь сейчас. Сразу после ужина.

– Что-о?

– Время на исходе, – пояснил он. – Может быть, я уже опоздал.

– Скоро ночь!

– Никто не запрещает ездить и ночью.

– Сумасшедший!

– Точно, – согласился он. – Только мое сумасшествие более здраво, чем рассуждения о богатстве гробокопателей. Так что сумасшедшему… сумасшествие. Ну, ты поняла.

– С трудом, – отрезала она. – Не сумасшедшей понять трудно!

Доужинали в молчании, Олег не стал дожидаться, пока маленькая женщина справится с большой рыбиной, бросил монету на стол и вышел.

Хозяин вырос тут же рядом со столом, будто все время пребывал в невидимости. Монета исчезла в его ладони, на женщину посмотрел вопросительно. Барвинок ответила виноватой улыбкой, запихнула в рот последний кусок и бегом выбежала за волхвом.