Ричард Длинные Руки – Эрцфюрст - Орловский Гай Юлий

Я посмотрел на него волком.

— Я что, и бардов должен знать по именам?

— Простите, ваше высочество, — сказал он поспешно. — Он и сейчас при дворце. Дороги подсыхают, скоро отправится в странствия. А зимует он обычно при замках богатых лордов.

— Поет их женам?

— Точно! Откуда вы знаете?

— Я знаю все на свете, — сказал я гордо, — за исключением того, чего не знаю. Велите прийти пред мои светлы очи. Нет, пред ясны.

Он переспросил озадаченно:

— А это какие?

Я сказал сварливо:

— Сэр Вайтхолд, вы же на государственной службе!.. Должны понимать дипломатические и возвышенные красивости. Мы же не на поле битвы, это только сэр Растер не видит разницы! Поэтов вы приглашаете во дворец, что весьма в интересах легитимности, а также всяких там длинноволосых…

— Художников?

— Да, именно, длинноволосых! Потому должны понимать важность идеологической работы и прочей пропаганды по насаждению либеральных ценностей. Давайте его сюда, у меня есть для него работа! Хороший поэт-песенник стоит полка обстрелянных воинов, не знали?

Он пробормотал:

— Не знал… В каком военном учебнике вы такое прочли?

— Сам придумал, — сообщил я. — Пестня поднимает ярость масс, пестня строить и жить помогает! И тот, кто с пестней по жизни шагает… ну, шагайте, сэр Вайтхолд, шагайте! Можно пока без пестни.

Поэт, как и все собратья по цеху, щегольски длинноволос, хотя кто сейчас не длинноволос, с хвастливыми жидкими усиками, в бархатном костюмчике, весьма потертом и затасканном, с пятнами вина и жира, с лютней за спиной, испуганно настороженный, все-таки без кота мыши танцуют на столе голыми и поют непотребные песни, а тут явился, начинает всех гонять и обижать…

— Чувствиний, — сказал я покровительственно дружески, — ты — лучший из всех бардов, что я слышал, а посетил я с десяток королевств… Ты лучший!

Он поклонился, пробормотал польщенно:

— Ваше высочество, я даже не знаю, что сказать на такие милостивые ко мне и моему дару слова.

— Придет время, — сказал я возвышенно, — и человечество поймет, что всем лучшим в нас мы обязаны поэзии и пестням!.. Но я уже сейчас понимаю, что средний поэт по силе равен полку пехоты, а сильный — рыцарской коннице! Ну, а гениальный поэт… это вообще Творец, он способен целые армии превращать в обалдуев, собирающих на лугу цветочки…

Он слушает меня с загоревшимися глазами, явно чувствует нечто подобное, но не осмеливается такое высказывать даже себе, а тут я, посторонний, да еще тупой правитель — для простого человека наверху все тупые и продажные — говорит четко и ясно такие вещи!

Я поднялся, взял с полки шкатулку и сунул барду в руки.

— Держи. Здесь золотые монеты. Я тебе доверяю, так что не обмани моего высокого, а местами и высочайшего доверия. Потому что это меня ранит до фибрей души, а я все равно тебя отыщу и с чувством глубокого удовлетворения посажу на кол… В общем, можешь сам, а можешь с помощью других менестрелей, но надо сочинить красивую балладу о Сулле.

Он спроси тревожно:

— Это хто?

Я вздохнул и сказал терпеливо:

— Он силой взял власть в великой римской республике, чтобы прекратить анархию и гражданские войны. Он казнил без суда и следствия тысячи людей по спискам, что сам и составил, после чего страна снова стала мирной и богатой, а он, сложив с себя полномочия абсолютного диктатора, ушел в расцвете сил в свою виллу и всю жизнь занимался только тем, что выращивал розы.

Лицо его стало озадаченным, но пробормотал послушно:

— Все сделаю. Но… что дальше?

— Верно, — согласился я, — дальше самое главное. Парочку наиболее талантливых и голосистых возьмешь с собой в Варт Генц. Там пусть распевают это на улицах, в богатых домах, при дворце…

Он кивнул, не сводя с меня сумрачного взгляда.

— Сделаю. А дальше?

— А дальше все, — ответил я дружески и улыбнулся. — Народ успокоится. Я имею в виду могущественных лордов, что могут все еще побаиваться насчет моих благостных намерений все взять и отдать.

Он хмыкнул.

— А вы что, в самом деле не примете корону? Как Сулла?

— У меня их целая связка!

— Я о королевской…

Я отмахнулся.

— О такой ерунде стоит ли вообще? Тебе, как поэту, будет предоставлено место на головном корабле, хочешь ты этого или не хочешь. Сам увидишь, какой прекрасный мир распахивается впереди и по бокам, а сзади одна хрень, что бы там ни говорили про дым отечества… Никогда королевская корона не была моей целью! Никогда. И не будет.

Он пробормотал:

— Чувствую, вы человек не мелочный.

Я ухмыльнулся.

— Я ж говорил, поэты не понимают, а чувствуют! В общем, отправляйся немедленно. К тому времени, как я прибуду туда с армией, там все должно быть унавожено.

— Ваше высочество?

— Подготовлено, — терпеливо пояснил я. — Я имею в виду, мозги унавожены. Местного населения, а также людей. Чтобы я в тот навоз посадил свои дивные цветы…

О пробормотал озадаченно:

— Я и раньше, как поэт, засер… запудривал мозги, но никогда мне такое не говорили так открыто. Спасибо за доверие, ваше высочество!

Я милостиво сделал движение кончиками пальцем, отпуская его трудиться на благо.

День я занимался по большей части подготовкой промежуточного лагеря, где остановятся для короткого отдыха и пополнения две могучие армии, что припрутся из Сен-Мари, намечал маршруты, вечером прошелся по дворцу и даже появился на улицах города, пусть народ видит, что Ричард Завоеватель бдит и заботится.

Успел переговорить со всеми героями, участвовавшими в блистательном рейде и захвате Савуази. Им, как армландцам, можно и нужно вести отряды как в Варт Генц, так и в Скарлянды, это турнедским полководцам туда лучше не показываться, все-таки недавно были врагами.

Еще раз мелькнул Бальза, теперь уже Бальзак, поклонился и сказал с восторгом, даже глазки закатил:

— Не устаю восторгаться вашей мудростью, ваше высочество!

Я буркнул настороженно:

— Какой именно? А то я весь из мудрости сверху донизу, почесаться негде.

— Гандерсгейм, — выпалил он и посмотрел влюбленными глазами. — Когда вы раздали там земли лордам из Турнедо, Варт Генца, Фоссано, Армландии, Шателлена и даже Вестготии!

— А-а-а, — протянул я, — ну, это как бы… А что ты в том узрел?

— Сплачивание, — выпалил он шепотом. — Создание единого королевства, управляемого наместниками, но всеми наместниками управляете вы, ваше величе… простите, высочество!

— Гм, — сказал я глубокомысленно, — ну да… а как же… только об этом и думаю… денно и нощно… Ты прав, однако никому ни слова, а пока иди работай.