Маг в законе. Том 2 - Олди Генри Лайон

ЗАМЕТКИ НА ПОЛЯХ

В глаза тому, кто зовет себя… нет, иначе – кого зовут Духом Закона, не очень-то заглянешь. А и заглянешь – не много-то увидишь. Это так, мерещится без причины:

…пальцы.

Десять штук. Толстые, снаружи поросли бесцветным пушком. Ногти обгрызены. Лежат на краю столешницы: ромбы из лакированного дерева друг на дружку наползли, вот на этих ромбах и лежат. Словно мертвые. Ан нет, барабанить принялись. Там, там, тарарам… что там? тарарам?

Опять успокоились.

Лежат.

* * *

Первый шаг дался с трудом. И второй с трудом. Акулина сопела сначала позади, не трогаясь с места, а потом рванула шалой поземкой. Оттолкнула мужа, впереди пошла-побежала. Лопатки под платьем ходуном ходят, будто крылья подрезанные; норовят тело в небо кинуть. Забыли крылья о ножах-ножницах. Трепыхаются, молотят впустую.

– Эй!

Третий шаг вообще не дался. И Акулина вроде бы бежит, а вроде бы стоит. Белка с ветки дивится: была дамочка, стала подруга-белка в колесе.

– Погодите! Забыл, совсем забыл… старый стал, глупый!..

Федор и глазом моргнуть не успел, а жена любимая уже снова у бревна стоит. Злая – страсть. Небось, когда в смоляных волнах бок-о-бок плыли, когда небо ломтями пластали, нежить встречную спиралью закручивали, да так, что пепел во все стороны – меньше в ней злости пылало.

Много меньше.

– Ты чего выкобениваешься?! ты чего?! Забыл он! забил он! Воробьями прикрылся? сосенками? малиной?! Мы тебе что, дети малые?!

Стыдно Федьке стало. За жену, за себя. Ведь почему он молчит, а она кричит? Потому что она первой успела. Какая разница – кто первый? – если зло берет-разбирает! Раньше думал: выход в Закон – он вроде триумфа, когда сперва труд каторжный, а потом цветы! овации! чепчики в воздух! И что в итоге? – не триумф, а сплошные розы-грезы-паровозы…

Это если несерьезно, а если серьезно, так не научился Федор Сохач о таких штуках всерьез думать. Всему научился, а этому – не вышло. Вечно иронией, будто щитом, прикрывался.

Пафос, он для курсисток.

Только все равно: словно пообещали конфетку, большую, яркую, да и не дали.

Сами сожрали, обещальники.

– Не выкобениваюсь я, – человек губами пожевал, за кончик носа своего зачем-то подержался. – И ты брось орать, не дома. Сосны ей не по вкусу… малина… На вас я смотрю: чего в душе больше – вас или меня? А когда вы в раздражении, мне лучше видно.

– Ну и что? Углядел?!

– Углядел.

А по лицу видно: не больно-то радостное для себя углядел. И тень по тому лицу скользнула. Странная тень, и не тень вовсе. Федор похожую штуку в фотографическом салоне видал, когда из белизны снимок проступил. Вот и сейчас: словно чужие черты всплыли из глубины, да не нашли, за что зацепиться на поверхности – исчезли.

И еще раз.

И еще.

– Я думал, вы другие придете… не такие знакомые. Впрочем, плевать. Вопрос у меня к вам…

Наверное, хотел сказать: "Вопрос у меня к вам, дети!" Только решил не договаривать.

Чтоб Акулину не злить.

– Вопрос? Какой?

– Простой. Проще некуда. Как вы смотрите на то, чтобы порвать паутину?

Думал Федор: жена любимая сейчас человеку-весельчаку разных приятностей наговорит. Ан нет, Акулина вместо шума вдруг озираться стала. На деревья глазеет, на кусты. Вслед за ней и сам Федька взгляд кинул: и впрямь паутина.

Как раньше не приметил-то?

Тянутся нити – еле видимые, полупрозрачные – от сосны к сосне, от иголки к иголке, от воробья к воробью и от птиц к малиннику. Облачко на небе раскудрявилось теми нитками. Метелки дикого овса друг с дружкой круговой порукой завязались. Все вокруг сплошь кисеей заткано. Сходятся-расходятся нити, закручивают рисунок, плетут кружева…

Или раньше так не было? а как было-то? – иначе?!

– Вон… смотри: Княгиня…

Это Акулина. И наискось пальчиком тычет. Права ведь: если сощуриться, то видно – совсем рядом, у пыльного шиповника, паутинная фигурка сама себя в себе заплела. Действительно: Княгиня. Где уж тут не узнать?! А рядом – Друц. Замер недвижно, только от ветерка колышется еле-еле; ай, страсть как хочется бывалому рому с места сойти! ай, не получается! Дальше – больше: люди, люди, люди…

Кое-кого Федор признал: они. Которые за плечами все эти годы крыльями стояли. Другие – чужие, а если вглядеться, то и они – свои.

Отчего – кто знает?!

– Подойди, – предлагает человек. – Рвани со всех сил!

Федор даже злиться раздумал. Вот оно! вот почему настоящим испытанием отовсюду пахнет!