Демон-Апостол - Сальваторе Роберт

Кто будет противостоять простым людям? Обученная, хорошо экипированная армия, за спиной которой к тому же монахи с их каменной магией.

Сколько тысяч людей погибнет на улицах в первый же день мятежа?

Пони ворочалась в постели, не находя покоя. Ладно, решила она, не будем торопиться. Так или иначе, способ сразиться с Де'Уннеро найдется.

Брат Фрэнсис стоял на коленях в углу своей комнаты, повернувшись к стене и закрыв лицо ладонями, — поза полного смирения перед Богом, не так уж часто используемая монахами в последнее время. Но он чувствовал, что сейчас важен каждый жест, — ему казалось, что, если ему удастся безраздельно погрузиться в молитву, это развеет терзающие его сомнения.

В последнее время воспоминания о смерти Греди Чиличанка редко навещали его. Фрэнсис верил, что каким-то образом этому способствовало то, что он помог брату Браумину Херду и его товарищам сбежать из Санта-Мер-Абель. Сейчас, однако, перед его внутренним взором снова встало безжизненное лицо Греди, лежащего в могиле, выкопанной для него Фрэнсисом. Но этот образ был не единственным, лишавшим его покоя. Он снова видел гору Аида, торчащую из земли руку Эвелина. И он никак, никак не мог забыть Маркворта, со скрещенными ногами сидящего внутри пентаграммы — пентаграммы! — в углах которой горели свечи. И лежащую перед ним открытую книгу «Колдовские заклинания».

И все же Фрэнсис старался сосредоточиться именно на этом жутком образе. Отчасти потому, что хотел понять, какой во всем этом смысл, но больше всего по причине того, что это было все же лучше, чем воспоминание об убитом им человеке.

Однако мертвое лицо Греди по-прежнему стояло перед ним.

Плечи Фрэнсиса задрожали от рыданий, вызванных не столько чувством вины, сколько страхом сойти с ума. Все, все, казалось, перевернулось вверх ногами. Перед его закрытыми глазами проплыл другой образ — Джоджонах, объятый пламенем погребального костра. Боже, как больно!

Затем образы странным образом разделились — с одной стороны сидящий со скрещенными ногами Маркворт, с другой Эвелин и его друзья. Теперь Фрэнсис отчетливо понимал: примирить и то и другое невозможно, совершенно невозможно.

Он вздохнул и замер, услышав за спиной слабый шорох. Сосредоточился и почувствовал, что волосы на голове встали дыбом: он понял, кто здесь.

Время шло, ничего не происходило. Внезапно Фрэнсиса обуял страх, что сейчас его просто убьют.

— Ты забыл о своих обязанностях, — раздался спокойный, даже приветливый голос Маркворта.

Фрэнсис осмелился повернуться и отнял от лица руки.

— Я…

Продолжать Фрэнсис не мог, даже был не в состоянии сообразить, о каких обязанностях идет речь.

— Ты явно обеспокоен чем-то.

Маркворт закрыл за собой дверь, сел на постель и посмотрел на Фрэнсиса; не лицо — маска мира и спокойствия.

— Я… У меня просто возникла потребность помолиться, отец-настоятель, — пролепетал Фрэнсис и встал.

Маркворт, все такой же спокойный и безмятежный, не сводил с него пристального взгляда: ну чем не маска? По спине Фрэнсиса пробежала дрожь.

— Мои обязанности не пострадают, их выполнят другие, — продолжал он, глядя в пол. — Но я сразу же вернусь к ним, как только закончу молиться.

— Успокойся, брат. — Маркворт неожиданно сжал его руку, Фрэнсис чисто инстинктивно попытался вырваться, но хватка у отца-настоятеля оказалась железной. — Успокойся. Конечно, времена сейчас трудные, и твоя тревога вполне понятна. Я и сам полон страха, как любой добрый монах церкви Абеля. — Маркворт улыбнулся, потянул Фрэнсиса за руку и заставил его сесть на постель. — Да, трудные, тревожные времена. — Маркворт встал и занял позицию напротив Фрэнсиса. — Но зато сейчас и возможности перед нашим орденом открываются поистине невероятные.

— Вы говорите о Палмарисе?

Фрэнсис изо всех сил старался сохранить спокойствие, хотя больше всего на свете ему хотелось с воплем выбежать из комнаты… куда угодно. Может быть, на стену, выходящую к морю, или, может быть, даже прыгнуть с нее прямо в студеные волны!

— Палмарис — это лишь начало. У меня только что состоялась беседа с аббатом Джеховитом. — Он сделал жест, безошибочно направленный в сторону его апартаментов.

Заглянув в глаза отца-настоятеля, Фрэнсис понял, что выражение лица выдало его.

— Я ни за что не вошел бы к вам, — забормотал он, опустив голову, — если бы не знал точно, что вы там. Я постучался, но вы не ответили. Я… Я испугался за вас.