Придон - Никитин Юрий Александрович

Поцелуй длился долго, она даже не помнила, когда и как уперлась руками в твердую стену груди, губы разомкнулись, она прошептала:

– Где… Гелия?

– Здесь есть я, – ответил он жарким шепотом, снова потянулся к ее губам.

Итания с силой уперлась обеими руками:

– Где она?

Он сказал, медленно трезвея:

– Думаешь, я уже убил ее? Итания…

– Где она?

– Едет на седле у Огнивца.

– Почему?

– Итания, здесь мы. Ты не видишь?

Ее лицо горело, она дышала часто, грудь вздымалась, в повозке было горячо, жарко, душно, Придон чувствовал, как на нем накалился металлический пояс, а обруч на лбу сейчас начнет сыпать искрами.

– Нет, – выкрикнула она свистящим шепотом. – Нет, Придон!.. Это сумасшествие. Мы не должны так…

– Я обезумел давно, – ответил он хрипло. – У меня нет ничего, кроме моего безумия… Надо мной смеются, хотя за мной все еще идут. И мне уже поздно становиться просто… простым. Да и не хочу. Я безумно, безумно люблю тебя, Итания. Во мне все сгорело, один пепел, только сердце все еще стучит твоим именем. Я не могу без тебя!

Он снова накрыл ее нежные губы горящим ртом. Она уперлась в его грудь кулаками, но не оттолкнула. Губы артанина, твердые, горячие, коснулись ее стиснутых губ удивительно легко. Она уперлась обеими руками в нависшую над нею гранитную скалу изо всех сил, он держал ее застывшее тело крепко, только сердце колотилось в ее груди отчаянно часто, она поймала себя на том, что безуспешно старается отвернуться, вырваться и в то же время ощутить поцелуй.

А он сам не понимал себя, был уверен, что набросится сразу же, едва увидит, но вот даже сейчас его ладонь на ее затылке становится для нее лишь тяжелее, ее лицо с испуганными глазами приближается, ее губы покраснели, увеличились, ее прерывистое дыхание становится еще чаще, уже слышно, как отчаянно стучит ее сердечко.

Ее взгляд ушел в сторону, кровь гремела в его висках, но он накрыл ее рот бережно, нежно, чувствуя и наслаждаясь формой ее губ, их полнотой, жаром, невыразимой сладостью. Их тела соприкоснулись, он слышал, как трепещет ее сердце, ощутил ее страх и смятение.

Потом он заставил себя оторваться от сладких губ, медленно распахнул ее платье, пальцы вздрагивали от прикосновения даже к ее одежде, а когда открылась белоснежная грудь, он замер, видя изумительные опрокинутые чаши, пышные, с розовыми сосками, с дивными, как пенка на молоке, морщинками. Перед глазами качнулся и сдвинулся в сторону весь мир, даже в самых жарких мечтах не представлял, что ее кожа так бела и нежна, так будет поблескивать в этом полумраке качающейся повозки, от нее такой аромат, что он застонал беззвучно, боги, только не дайте мне умереть сейчас, потом – да, но сейчас все, что угодно, за час моей жизни, я не могу не целовать эти груди, эту кожу…

Итания, потрясенная и едва не теряя сознание от удара неожиданных чувств, смотрела на него оцепенев, в глазах ее отражалось смятение, а он целовал ее грудь, трогал кожу твердыми губами, что уже совсем не твердые, а удивительно нежные, от прикосновения которых все тело пронизывает неведомыми искрами, длинная молния пробегает по коже до самых кончиков пальцев, в глубинах нарастает горячее тепло…

Она чувствовала, как ее мягкая и нежная грудь уперлась в его, похожую на гранитную плиту, только его грудь наверняка жестче, вдруг ощутила, что кончики ее грудей стянулись в тугие комочки, приподнялись острыми кончиками и погрузились в эту каменную плиту его грудных мышц

Колеса равномерно постукивали, их раскачивало, в окошко время от времени врывался порыв свежего воздуха, охлаждал разгоряченную кожу, и тут же она накалялась от внутреннего жара снова. Итания не чувствовала, что делают его руки, она наконец обхватила его за шею, руки проделали это сами, а ее пальцы ухватили его за волосы, она в странном сладком безумии, не понимая, что делает, но все замечая как будто со стороны, с силой прижала его голову к своей груди.

Треснула материя, Итания поняла, что это шелк ее платья, жар в теле стал невыносимым, она стискивала зубы, чтобы не вырвался странный стон, в котором не будет муки, а если и мука, то совсем не та, от которой страдают, в повозке слышалось их хриплое дыхание, они дышали в унисон, жарко, огненно…

Как в другом мире послышался стук копыт. Неприятный голос прокричал по ту сторону тонкой стенки повозки:

– Придон, нас преследует дракон!

Некоторое время ничего не происходило, только руки на ее теле дрогнули и остановились. Она все еще не выпускала его голову. Пальцы с наслаждением погрузились в густые черные волосы, однако голос повторил нетерпеливо:

– Дракон… Уже два дракона!.. На втором – двое… или трое! Что будем делать?

Придон застонал, она чувствовала, что для него оторваться от ее тела тяжелее, чем разломить горный хребет, но скрипнула дверь, холодный, как зимний, воздух ворвался и ожег ее пылающую кожу, тяжесть на ее теле исчезла, хлопнула дверка.

Итания не шевелилась, трепещущая, не понимающая, что произошло с ее телом, почему в нем такой неожиданный жар, почему такие тяжелые волны крови бьют в голову, в сердце, прокатываются по всему телу, словно это морской прибой или даже разбушевавшееся море?

Придон вскочил на коня, Огнивец придержал повод, взгляд его скользнул по груди Придона, брови его взлетели на середину лба. Две кровоточащие ранки на расстоянии растопыренных пальцев одна от другой, кровь стекает алыми струйками, вот уже застыла… словно кто-то сумел всадить две острые стрелы, хотя известно, что проще пробить стрелами гранитную плиту, чем поцарапать Придона.

Один дракон кружил над повозкой, а второй едва-едва показался, заметил его только Франк, он и кричал, в руках у него уже был лук с наложенной на тетиву стрелой.

– Они искали нас! – прокричал Франк. Глянул на Придона, едва не выронил лук от великого изумления, повторил: – Они искали… Этот, первый, сделал круг на высоте, улетел. Я думал, все, а он вызвал второго…

Придон приложил к глазам ладонь козырьком, всматриваясь в режущую глаз синеву. Дракон, что кружил над ними, производил впечатление стрекозы с сильно вытянутой худой головой, даже крылья почти прозрачные, как и сам наполовину прозрачный, бледный, словно больной. На нем виднелся один наездник, на втором драконе, если остроглазый Франк не ошибся, двое или трое, и сам дракон даже издали производит впечатление сильного свирепого зверя…

– Стреляй, – сказал он жестко. – Это уже наша страна, но нам все равно не нужны соглядатаи!

Франк начал медленно поворачиваться, нацелившись в подлетающего дракона. Придон задержал дыхание. Первый дракон выглядит безобидным, это разведчик, и наездник на нем словно ребенок, видимо, тщедушный маг, он удирает во все лопатки, а второй – явно боевой дракон, между иглами гребня блещут металлом панцири и шлемы воинов, теперь уже видно – троих.