Возвращение астровитянки - Горькавый Ник.

— Люди, пожалуйста, не… — и осыпавшихся с шестерёночным звоном на тротуары.

Толпа бросилась по переулкам, спасаясь от невидимых снайперов.

Робот Иван Петрович, истекая охлаждающе-смазочной жидкостью, прошептал:

— Эх, люди, люди…

Но его снова никто не услышал.

Автор закрыл рукопись и воззрился на десяток слушателей, сидевших перед ним.

— Ну, как? — с надеждой спросил он у литбригады, допивающей кофе и дожирающей служебные рогалики.

Аркаша, начальник «бригантинки», тоже посмотрел на всех, но спросил уже строго:

— Ну, что скажете об этом… «Робополитике»?

Литбригада зашевелилась. Она привыкла потрошить и резать сюжеты любителей. Обычно от них оставались одни опилки. Редкий сюжет шёл в дело, да и то — в финальном тексте о начальном варианте напоминали пара рожек да ножек. Вместо благодарности авторы обычно ужасались.

— Отчётливый парафраз «Чужого в чужой стране».

— Кто станет читать про политику и разоблачения?

— Язык слабоват. А слова сложноваты. «Ошмётки» — кто знает, что это такое?

— А мне понравилось… — Венечка как всегда оригинальничал.

Автор «Робополитика» был одет очень ярко и потрёпанно. Администратор группы Ксения шепнула пиар-аналитику Маре, сидящей рядом:

— Тем, кто сочиняет хорошие книги и ходит в рваных штанах, я бы посоветовала — если бы они пожелали меня выслушать — сначала обзавестись приличными штанами.

Мара хихикнула:

— Хамская мысль!

— Конечно, это Монтень.

Ксения была крепкотелой рослой девицей и коренной москвичкой. Не очень эффектное, но симпатичное лицо вызывало уважение презрительным выражением умных глаз. Мара была попроще, постарше и каждый день приходила на работу с новым цветом волос.

— Что скажет структуратор? — Аркаша зыркнул из-под лба. Авторитетный Матвей, слывший энциклопедистом и знатоком, усмехнулся:

— Был бы я доктором — порекомендовал бы электрошок и флеосодержащие препараты, а так — храню восторженное онемение.

На этом творческая реакция группы необычно рано иссякла.

— Я считаю, что над этим надо подумать! — властно заявил шеф Аркаша.

Ксения удивлённо воззрилась на шефа. Что тут думать? Историю про подмену человека роботом не печатали только ленивые или умные.

Но сотрудники, уставшие к вечеру пятницы, не возражали — чтобы не затягивать совещание.

— Подумать никогда не мешает. Думать — не груши околачивать, не больно, — с усмешкой подытожил текстовик Игорь, лохматый парень в очках и вечных свитерах, переселенец с Урала.

Все испарились на уик-энд. Но шеф кивнул Ксении и поманил её за собой.

В клетке-кабинете шеф тигрино зашагал, горя глазами.

— Вы чего, шеф? — удивилась Ксения.

— «Робополитик» — это золотая жила! — крикнул Аркаша. — Мы пишем роман про политиков и берём с них деньги за позитивное упоминание в нём. За рекламу! И за антирекламу… вернее — за её отсутствие, тоже можно брать… Рекламировать не товары и бренды, а политиков и партии! Дело новое, но перспективное.

Очередная гениальная идея. Ксения пожала плечами и грустно сказала:

— Мелко копнём — не заплатят, крупно копнём — нас самих закопают, шеф.

Аркаша сверкнул цыганским глазом:

— Не руби с плеча, а подумай над этой идеей.

Ксения выбросила эту историю из головы уже в лифте. Подумать? Только не во время личной свободы. Вечер пятницы — лучшее время недели, особенно в разгар лета.

Субботним утром Ксения улетела на Цейлон.

Замечательно отдохнула, искупалась раз десять в тёплой, как молоко, воде.

После морского купания и горячего душа хорошо сидеть на балконе в толстом махровом халате — пить кофе, смотреть на море и щуриться на солнце. Сидеть нужно в халате непременно на голое тело.

Ксения обожала Цейлон.

Вечером в воскресенье собралась назад в заснеженную Москву.

В аэропорту Коломбо перед дотошным пограничным контролем маялись человек пять братьев-славян. У окошка стоял бритоголовый красивый парень.

— Географическое гражданство?

— Москва! — гордо сказал парень.

«Сибирский москвич…» — подумала Ксения.

— Юридическая защита?

— Ай-би-эм.

— Есть ещё принадлежности?

— Социальное обеспечение от Швейцарского банка.

— В Швейцарии на пенсии хорошо, — сказал кто-то из очереди. — Парень не дурак.

— Во Флориде лучше, — возразил другой голос. — Я уже перевожу туда свои пенсионные выплаты.

В соседних самолётных креслах беседовали две старушки в платках.

— Я и говорю ей: эх, сватьюшка, вот когда ты приезжала ко мне в гости, то я тебе давала сыр без плесени, свежий! А она только улыбается и своё лопочет…

Возле Ксении сели два гурмана-энтузиаста из Киева. Когда они обсуждали последние новости о мариновании лягушачьих лапок, она ещё терпела. Когда они перешли на лучшие способы жарки белок, Ксения стала искать глазами свободное место в салоне. Как назло, всё обозримое пространство было занято. Когда гурманы заспорили о том, считать полупереваренные водоросли в желудке моллюсков мусором или деликатесом, Ксения позвала стюардессу, доплатила и перешла в первый класс. Иначе бы её одолела не воздушная, а кулинарная болезнь, но с тем же результатом.

Ксения ехала на электробусе по московским улицам. Мостовые были черны, декабрьские снежинки летели редко и сразу таяли.

В почти пустом салоне сидели две очень юные девушки и что-то горячо обсуждали. Потом черноволосая замолчала и жевательно задвигала челюстью, а другая, симпатичная блондинка, сердито воскликнула:

— Вот приму цианид и буду лежать вся в белом и с розой на груди — вот тогда этот гад зарыдает! Да поздно будет!

В этот момент электробус стоял на светофоре, выключив моторы. В салоне стало тихо, поэтому негромкое восклицание блондинки прозвучало отчётливо.

Тётка, сидящая сзади девушек, вдруг бесцеремонно влезла в разговор:

— Как только ты умрёшь, твой сфинктер расслабится и будешь ты лежать не в белом, а с полными и мокрыми штанами, и пахнуть вокруг тебя будет совсем не розами. А тот гад, если и поплачет денёк, то назавтра его утешит живая красотка. Зато ты будешь валяться холодная и в полной темноте.

— Что вы несёте, тётечка? — взвизгнула девушка, оборачиваясь.

— Правду несу, дура! — отрезала тетка. — Двадцать лет в морге работаю и всё знаю про жизнь и несчастную любовь. Жизнь — не побрякушка, на месть её не меняй. Всё можно исправить, всё перемолоть, вот только душу назад в тело не вернёшь — вылетит птицей, и останется одна вонь…