Возвращение астровитянки - Горькавый Ник.

Матвей удивился:

— Стас, у тебя на хеппи-эндах крыша совсем съехала? Прочитай лучше книгу экономиста Баранова «Инвестиции, баффетология и биржевое дело», особенно раздел «Скальпирование и потеря контроля над рыночными рисками». Восемьдесят процентов новых биржевых игроков теряют свои деньги, принесённые на финансовый рынок, в течение трёх месяцев, максимум — полугода.

— Значит, каждый пятый выигрывает? Матвей не то рассмеялся, не то рассердился:

— Ты глупое мясо! Если тебе активно предлагают разбогатеть, то ты должен трезво понимать, что приглашающие заботятся не о твоих заработках, а о своих. Реальные способы разбогатеть не транслируются по телевидению, они обсуждаются шёпотом и при закрытых дверях.

— Биржа и есть реальный способ разбогатеть!

— Хе-хе. Биржа — это не собес. Пропаганда лёгких биржевых заработков — это приглашение на охоту: волки собирают овец на свой пир. Краткосрочные капиталы матёрых биржевиков возникают за счет таких, как ты, новичков, «пушечного мяса», которое не умеет контролировать свои риски. Поэтому «овечек» и заманивают на рынок через бесплатные семинары, Интернет-конкурсы и инвест-клубы. А ещё форекс-клубы есть — просто казино, только без счастливых случайностей. Игроки ставят на кон настоящие деньги, а клуб — виртуальные. Там клиенты вообще не имеют выхода на реальную торговую площадку и, по сути, играют против самого форекс-клуба — и по правилам самого клуба. Сам догадаешься, кто победит? Стас упрямился:

— Тебе надо купить книгу «Советы менеджера Глеба». Я её обожаю!

— Пусть этот твой Глеб своего проктолога жизни учит. Бульба, выглядевший почему-то раскисшим, хотя пил одну минералку, сказал грозно кому-то:

— Вы ещё будете кусать себя за лысину! Некоторым ещё хуже повезло!

— Эй, пьяналыги, пора по домам! — решил Матвей, и все согласились.

Игорь попрощался с ребятами и вышел на свежий воздух, глубоко вздохнул и посмотрел на тускло-перламутровое небо, засвеченное миллионом фонарей. И подумал:

«Я уже лет десять не видел звёзд…»

И ему стало грустно от этой потери.

Мара сегодня выкрасила волосы в скромный, консервативный для неё тёмно-фиолетовый цвет. Наверное, собралась с шефом на деловое совещание к издателю.

— Слушай, у меня беда!

Ксения вздохнула: у Мары день без беды — зря прожит.

— В каникулы мой сын Эммануил заявляет: отправляюсь в летний лагерь научного школьного общества. Я думаю: «Ха-ха! Знаем мы эти летние развлечения — экологические, бойскаутские и научные. Пестики, тычинки, сбор гербария в кустах вдвоём!» Сама говорю: «Езжай! Тебе уже пятнадцать лет, пропасть не должен». Пусть, думаю, действительно отдохнёт от этих учебников.

Мара, тараторя, успевала красить губы, причёсывать головной фиолет и ронять на пол разные вещицы.

— Возвращается. Мне сразу показалось — какой-то пришибленный. Эмик отрицает, говорит, всё в порядке. Но материнское сердце не обманешь! Наверное, думаю, влюбился.

Ладно — пусть попереживает. Говорят, это хорошо для обмена веществ. Тут я купила билеты на рождественскую премьеру «Розового цеппелина». Его любимая шоу-группа! У них такой электронный аранжировщик, они такое выделывают рэповыми синкопами! Залетаю к Эмману в комнату, мол, кричи «ура»!

Мара уронила сразу дюжину всячин на кафельный пол дамского туалета и нырнула под умывальники, оставив снаружи туго обтянутый броневыми джинсами зад, поэтому часть рассказа прозвучала глуховато.

— А он мне: «Не пойду!» Я так и села в новой юбке. Далее не посмотрела — куда… Гляжу — книжку какую-то странную читает. Мамочка моя! «Экспериментальная ядерная физика», какой-то кретин Мухин написал. Университетский учебник, то ли для ТИФА, то ли для МИФИ. Формулы звериные, схемы нечеловеческие. Чтоб он инсектицидом подавился, этот Мухин. Я как выхвачу книгу, как заору благим матом: «Эммануил, ты заболел?!»

Мара вылезла из-под умывальника и действительно зазвучала как медицинская сирена.

— А он мне с наглой улыбочкой: «Я здоровее всех, вот только знаю гораздо меньше, чем некоторые умники…» Книжку отобрал, пожелал хорошего концерта, а потом добил контрольным выстрелом — говорит: «Зови меня просто Михаил»! Ужас! Бот до чего научные лагеря доводят! Да я на них в детскую комиссию пожалуюсь. Калечат психику малолетних!

Мара взяла паузу опытного ритора, критически посмотрела в зеркало и сказала загадочно:

— Это не просто — дать поймать себя вовремя.

И тщательно улыбнулась, исследуя состояние прикуса.

— Вот выращу себе мужа из семечка — и буду пользоваться. Только где взять рассаду богатых мужчин?

Ксения усмехнулась:

— Богатый перестаёт быть мужчиной. Он становится кошельком, который никогда не узнает, как на самом деле относятся к нему женщины.

Мара вздохнула:

— Леди не должны чесаться! — и со вкусом поскребла левый бок. — Слышала, что такое старость? Это когда единственную норковую шубу начинаешь надевать даже в булочную. Хорошо, что у меня нет норки. И бриллиантов тоже нет, — грустно добавила Мара.

Ксения её утешила:

— Красивая женщина может носить в ушах не бриллианты, а канцелярские скрепки.

— Это да, но лучше всё-таки бриллианты. Ой! — вдруг спохватилась Мара. — Я же Эммануилу… Михаилу… про обед не объяснила!

Ксения смотрела на Мару, которая многословно рассказывала сыну-подростку что-то про суп в холодильнике и кекс в фольге, и вдруг с болью подумала: «О боги, какая Мара счастливая!»

Вечером Ксения снова сидела за компьютером и писала своему любимому Мушкетёру.

— Сартр восхитителен! Слушай: «Слова — своего рода ловушки, служащие для возбуждения чувств». «Каждая книга есть призыв».

Мушкетёр ответил:

— Книга — это лишь зафиксированный монолог одинокого рефлексирующего человека.

Ксения горячилась:

— Сартр думает иначе: «Говорить — означает действовать, любая названная вещь уже не та, какой была до того, она потеряла невинность». «Человек понимает, что слова — это «заряженные ружья». Когда он разговаривает — он стреляет».

Мушкетёр откликнулся:

— По-моему, настоящая литература — это лишь взрослая игрушка языка, плетение красивых и стильных словес.

Ксения даже обрадовалась.

— Сартр уже возразил тебе: «Конечно, стиль делает прозу более ценной. Но мы не должны его замечать. Слова прозрачны, и взгляд проникает сквозь них, нелепо пережимать его мутными стеклами».

Мушкетёр смолчал. Ксения возбуждённо набирала: