Возвращение астровитянки - Горькавый Ник.

—Приходи в следующую субботу. — Не выдержал и переспросил: — Придёшь в субботу? Придёшь?

Отец торопливо кивнул, пожал холодную липкую ладошку мальчика и быстро двинулся к стеклянным воротам. Кен солидно последовал за ним, стараясь не бежать и от этого безнадёжно отставая.

Вот отец открыл дверку в воротах — ему можно, а мальчика дверка не выпустит — и плотно закрыл её за собой, не оборачиваясь.

Мальчик с убитым сердцем проводил взглядом уходящего отца, вытащил из кармана деревянного облупленного человечка-космонавта, которого когда-то давно подарил отец, и хриплым шёпотом страшно поклялся:

—Если он больше не придёт, я укушу себя за палец… до крови, чтобы капало… нет, придавлю дверью и сорву ноготь, как у Лопоухого Билла было… а тебе, дурацкий Дим, я отломаю твою дурацкую голову… и всего разобью на мелкие щепки…

И мальчик торопливо, на ходу, спрятал человечка и бережно застегнул карман интернатской униформы на пуговку.

Он уже не будет таким глупым дурачком, как сегодня. Он станет осторожным и вежливым. И отец обязательно заберёт его отсюда. Главное — чтобы он пришёл в следующую субботу. Она страшно далека, эта суббота, но она настанет, обязательно настанет… Дорняк… это неважно, как-нибудь… самое главное — чтобы отец пришёл в следующую субботу.

Отец за воротами двинулся к машине. Потом замедлил шаги, на ходу полуобернулся и увидел мальчика, прильнувшего к стеклянным воротам с внутренней стороны. И так мальчик был похож на детские фотографии из старого альбома, что отцу показалось, что это он сам ребёнком сидит в стеклянное клетке.

А расплющенные о толстое стекло и ставшие некрасивыми и бледными губы сына беспрерывно шептали, спрашивали, заклинали отца сквозь прозрачную стену:

—ПРИДЁШЬ? ПРИДЁШЬ?

Белокурая красивая женщина сидела напротив Никки и улыбалась, радуясь встрече со старой подругой.

—Изабелла, я хочу поручить тебе очень важное дело: Интернаты. Досконально изучи ситуацию вокруг них. Выясни, чьи коммерческие структуры вовлечены в интернатский бизнес, кто финансово заинтересован в рождении детей вне семьи.

Изабелла перестала улыбаться и выпрямилась.

— Подготовь программу по разрушению материальной заинтересованности в этом бизнесе. Обдумай меры по опровержению общественных стереотипов о приемлемости сдачи детей в приют или воспитания ребёнка в Интернате. Натрави прессу на Интернаты, профинансируй художественные и документальные фильмы о реалиях приютской жизни. Будь смелее, смотри шире. Захвати проблему защиты прав детей и в семьях. Думаю, стоит обсудить программу предоставления каждому ребёнку личного кибера, который будет защищать подопечного от любых опасностей. Можно даже провести такой закон через ООН. Берёшься?

— Ещё бы! — недобро сказала Изабелла, глаза которой горели уже как у рассерженной тигрицы. — Если бы ты знала, как давно я точу зубы на эти Интернаты.

— Я знаю, — кивнула Никки. — Потому предлагаю это именно тебе.

Мальчик внимательно смотрел в лицо высокой женщине в кимоно, которая держала его за руку. Лицо было невозмутимым и приветливым, глаза — чёрными и раскосыми.

— Значит, ты — моя няня?

— Да.

— И ты всегда будешь со мной?

— Всегда.

— Никогда не бросишь одного и не уйдёшь на работу?

— Никогда.

— Так не бывает.

— Бывает.

— У тебя можно спросить всё, что хочешь, и ты ответишь?

— Отвечу, ведь я подключена к мировой информационной сети, которая знает почти всё.

— А откуда ты пришла?

— Принят закон, по которому у каждого ребёнка должна быть постоянная семья. Хотя бы в виде няни. Меня прислали из детского центра вашего округа. Сейчас я буду твоей семьей, пока ты не вырастешь или не найдёшь другую семью.

Мальчик замолк на какое-то время, а потом извиняющимся шёпотом сказал, глядя в землю:

—А если проснуться ночью и станет страшно… ну, иногда бывает такое… со всеми ведь может такое случиться, правда? — Мальчик заглянул в лицо няни… — То и не страшно вовсе — ты ведь рядом и защитишь. Спасёшь от ужасного Гырбы-Дроги! И от Дорняка-Сорняка… Правда?

—Правда… — ответила няня. — Я всё время буду рядом. Начался мелкий дождь.

Няня не заставила мальчика идти под душную крышу Интерната, она просто подняла руку, и из запястья выскочил большой пластиковый зонт, укрывший няню и мальчика от дождя.

«Зонт — это маленький прозрачный дом!» — подумал мальчик и вздохнул. Няня старалась, чтобы на мальчика не попала вода, поэтому дождевые капли брызгали на её собственное кимоно и скуластое лицо. Но капли не могли причинить ей вреда, и няня не беспокоилась. Главное — чтобы мальчик не промок.

Мальчик почему-то сердито сказал:

— Ты не думай, папа меня любит, просто у него денег нет, чтобы меня к себе забрать.

— Он заберёт тебя на следующей неделе.

— ЧТО?! — не поверил мальчик. — ТЫ ВРЁШЬ!

— Твой отец уже оформил все бумаги. Это связано с тем, что государство перестает дотировать Интернаты и начинает выплачивать пособие самим родителям.

— Я тебе не поверю, пока папа сам мне не скажет! — решительно сказал мальчик.

— Ладно, пусть отец сам тебе скажет, — покорно согласилась няня.

Мальчик долго молчал, переваривая такую невероятную новость, потом робко заглянул в лицо няне.

— А… мама? У меня будет настоящая мама? Живая?

— Возможно, будет. Мы её поищем.

— А она будет красивая?

— Конечно. Некрасивых мам не бывает.

Дождь стучал в зонт все сильнее, но его не пускали в прозрачный дом.

— Я тебе все равно не верю, — упрямо сказал мальчик, незаметно вытирая глаза.

— Ладно, пусть отец сам тебе скажет, — кивнула няня.

Осень — тревожное жёлтое время. Оно полно холодных перемен. И ещё эти отчаянные листья…

Когда они падают с платанов на траву, это просто грустно. Но вот приходит ветер, и листья начинают, как живые, — ворочаться, скакать, катиться по дорожкам парка. И тогда сердце сжимается в тоске.

Осенний ветер смел и холоден, он выше правил и светофоров, он несет под брюхом стаю листьев и выгоняет их под колеса автомобилей. Стая, набравшись скорости у ветра, катится наискосок по асфальту — навстречу целеустремлённой железной лавине, которая сминает их, не притормаживая ни на секунду. Никто не спрашивает о желаниях листьев — они летят вперёд, послушные чужой воле. Пока их не раздавит мокрой и тяжёлой резиной.

Питер часто с ужасом смотрел на эти летящие под колеса листья. И даже стал сочинять про них песню. Он вообще любил сочинять. Подыгрывал себе сначала на гитаре, потом нашёл на помойке синтезатор — поцарапанный, две клавиши не работали, но Питер приспособился. Ничего, вот он скоро закончит школу и заработает на приличный инструмент…