Вам возвращаю Ваш портрет - Дмитриев Борис

— Так выходит, что наша рыжая сволочь Чумайс снова возвернется в дивизию и будет паскудить на Анкиной кухне. Я бы все—таки предпочел распрощаться с ним окончательно, без напоминаний о прошлом. Не вижу смысла продолжать эту гадость воспитывать, проще новенького мальчонку молодым супругам склепать.

— Ты же знаешь, Василий, надежда умирает последней.

Милость Создателя не знает границ. Он терпелив и заботлив, неустанно надеется, что какое—нибудь полезное дело совершит на Земле даже презираемый тобой таракан и поднимется на очередную ступень совершенства. Может, сделается городским воробьем или все той же озерной жабой, путь наверх никому не заказан.

— Не очень то я понимаю ваши порядки, — пряча насмешку,

отреагировал по военному быстро соображавший Чапай, — однако скажи, где могут предложить мне баранов пасти, я чтото не вижу здесь подходящего места.

— Во—первых, не предложат, Василий, а просто пошлют.

Конечно не так, как у тебя это в прошлой жизни легко получалось. И заметь, такая удача может случиться только при очень фартовом раскладе. А насчет рек и полей не стоит печалиться, здесь такие планеты, такие красавицы среди них попадаются, что ваши альпийские луга скучнейшей тундрой покажутся. У всех передвижников вместе взятых не достанет холстов и фантазий запечатлеть щедроты Творца. Поднявшись по крутым маршевым сходням к дверям капитанской рубки, Николай Александрович украдкой трижды сплюнул через левое плечо, торопливо наложил на себя крестное знамение и негромко постучал костяшками аристократической ручки. Дверь медленно, без скрипа отворилась, и едва переступив порог, Василий Иванович вместе со своим проводником очутился на рулевом капитанском мостике.

Прямо по центру командирской рубки, на небольшом возвышении, за сверкающим медью в розе ветров компасом, сидел знаменитый адмирал Нельсон. Сидел в золоченом наподобие царского седалища кресле, с подзорной трубой на коленях и начатой бутылкой пепси—колы в старческой руке. Неподалеку от капитанского кресла вахту нес рулевой за внушительных размеров лакированным штурвалом, как полагается, с одной деревянной ногой и черешневой курительной трубкой в щербатых зубах. Удивительно, что на капитанском мостике такой огромной космической субмарины не было никаких сложных навигационных приборов, полностью отсутствовала вспомогательная электронная техника, только морской компас и рогатый штурвал старинного образца из красного дерева. Панорамный обзор с верхней рубки открывался фантастический. Корабль дрейфовал в межзвездной тиши с поразительной поступательной скоростью. Все космическое население мироздания, пылающие светила, планеты, астероиды, болиды проплывали мимо окон капитанской рубки, вращаясь и оставляя за собой траверсный след.

— Обратите внимание, — сказал надтреснутым голосом, не оборачиваясь к вошедшим, адмирал Нельсон, — сейчас по правому борту мы проходим мимо любопытной планеты, на которой прячется бедолага Адам. Уважаемый дружище Джон Сильверс, — дал указание адмирал рулевому, — просигнализируйте стапельным прожектором нашему праотцу сообщение, что хватит ему валять дурака, первородные грехи его давно уже прощены. При желании он давно уже может подобрать на свой вкус название для этой планеты и теперь уже не из ребра, а из чего—нибудь более существенного вылепить по сердцу спутницу жизни, и клепать всем на радость здоровых детишек. На обратном курсе обязательно будем делать у этой твердыни швартовку, поговорим с праотцом по душам и отведаем знаменитых антоновских яблочек. В довершение Нельсон приставил к глазу окуляр подзорной трубы, на которой золотыми латинскими буквами было начертано имя «Galileo» и внимательно рассмотрел плывущую мимо, обжитую Адамом планету.

— Что же вы незваными гостями стоите у порога, господа, проходите смелее, будем знакомиться, — сказал, поднимаясь из кресла, пожилой адмирал.

По—стариковски прямо торча в пояснице и волоча одетые в шерстяные валенки ноги, он подошел к дорогому резному буфету. Отворил бронзой инкрустированную с хрустальным оконцем барную дверку и достал начатую склянку ямайского рома. Также неспешно поставил на серебряный поднос три золоченые чарки и наполнил их благородной рукой.

— Выпьем, друзья, за наше знакомство, — предложил адмирал и первым пригубил крепкий флибустьерский напиток. Пейте без смущения, господа. Воистину, глоток чистого ямайского рома не принесет вам вреда. Многие годы эта бутылка пролежала на дне Средиземного моря, в глубокой безмолвной тиши. Злые духи в ней давно уже упокоились, только нежность виноградной лозы и запах южных ветров, да еще тепло заботливых рук виноделов несказанным букетом окрасят вам настроение.