Вам возвращаю Ваш портрет - Дмитриев Борис

Глаза у Чапая вылупились больше чем у выплывшей жабы, не всякая помидорина даже в самое жаркое лето могла получить тот окрас, которым наполнилась его негодующая физиономия. Однако устраивать морские баталии в присутствии самого Создателя не мог позволить себе даже самый бывалый вояка. Разговор приходилось вести, что называется под «колпаком у Мюллера», то есть под издевательским наблюдением противника. Поэтому Чапай демонстративно отвернулся в противоположную сторону, невероятным усилием воли подавил свой гнев и весьма любезным голосом продолжил.

— Я, Отче наш, справочку желаю навести про одного незаурядного человека. Сегодня ко мне в Разлив пожаловал писатель Булгаков. Имя этого борзописца наверняка давно Вам известно. Поговаривают, что отношения с Царством Небесным у него не очень сложились. Не в моих правилах совать свой нос в чужие дела, но, если возможно, просветите немного, чем не по нраву пришелся Вам этот горделивый, пишущий странные опусы человек?

— Это ты прав, Михаил Афанасьевич действительно гордый, непростой человек, — согласился Создатель. — Вместо того, чтобы развлекательные романы строчить, принялся биографии нам сочинять, жизнеописанием богов заниматься. При этом, не имея на то ни горнего благословения, ни собственных молитвенных заслуг. Все, что полагается знать человеку про Божьего Сына сполна преподано Духом Святым в Новом Завете и не может служить предметом художественной литературы. Это Наше священное право составлять биографии жизней и в помощниках мы до сих пор не нуждались. По скользкой дорожке балансирует писатель Булгаков, не там где положено он ищет свой душевный покой.

— Я в ваших разборках не хотел бы участвовать, Отче наш, — предусмотрительно дистанцировался Василий Иванович, — но мне необходимо сегодня же знать, может ли творчество Михаила Булгакова оказаться полезным для личного состава нашей дивизии? Мы твердо намерились поставить в армейском клубе спектакль по мотивам романа «Мастер и Маргарита». Но о писателе по дивизии слухи зловещие бродят, как бы ненароком не спутаться нам с бесовщиной. Дайте по дружбе мудрый совет, ставить на нашей сцене Булгакова или повременить. А быть может пригласить Михалкова Сережу, больно он ловок делать чудесные переложения. Пускай порадует нас обновленной редакцией, с понятным каждому красноармейцу названием «Семен Буденный и Маргарита».

— На счет Михалкова судить не берусь, эта фамилия по другому ведомству числиться, а что до Булгакова, могу подсказать. Искусство ведь тонкое дело, многое зависит от того, как ставить спектакль, — резонно рассудил Создатель. — Маргариту на шабаше можно и голой, а можно и в галифе показать. Лысая гора тем и сильна, что ни для кого не ставит никаких препятствий, можно и Понтия Пилата без порток спокойненько выставить. Все зависит от того, что вы собираетесь бойцам своим преподать. «Мастер и Маргарита» произведение сложное, оно, как жизнь людей на земле, предполагает различные драматургии. Ты вот негодуешь на клыкастую жабу, а она, может быть, совсем не при чем. Рекомендую тебе за булгаковским котярой нет—нет да присматривать.

— Да что же мы, по Вашему, совсем сумасшедшие, чтобы бойцам Понтия Пилатовы яйца со сцены показывать. Нам, прежде всего, побольше общественной справедливости из романа Булгакова на сцену вытащить хочется. У меня такое впечатление, что ребята из бригады Воланда большевистскую закалку прошли, можно сразу к Фурманову в команду записывать. Кабы в дивизию с десяток таких специалистов привлечь, через пару недель без всяких соплей в коммунизм закатим. Много чего полезного есть в книгах Михаила Афанасьевича, как наглядный пример для наших бойцов.

— А тогда зачем морочишь мне голову. Ставьте все, как написано у Булгакова, тем более, что и автор задействован в вашем театре. Вот только с Га—ноцри и Понтием Пилатом я посоветовал бы вам не очень выпячиваться. Критикуйте бездарных писателей, нечистых на руку торгашей, в пух и прах разнесите советскую бюрократию, только не следует ломиться со своим уставом в чужой монастырь. У себя наводите порядок, а наших коллег не цепляйте, они иной раз нервничать начинают.

— Мне и самому история с Га—ноцри и Понтием Пилатом не очень то нравится, — выразил солидарность Василий Иванович.

— Мы с комиссаром личный состав постоянно атеизмом натаскиваем. Но душой понимаю, что без этих экзотических персонажей привередливый писака не согласится сотрудничать. Он по своей бестолковщине от чего—то решил, что это и есть его самые главные персонажи. Представляю, какие претензии возникнут к этим героям у товарища Фурманова. Конфликт между Булгаковым и Фурмановым практически неизбежен. У меня, если честно, просто крыша дымится, даже не представляю, как поступить с этой театральной бедой, хотя и от затеи поставить спектакль не готов отказаться. Очень много поучительного, полезного в нем, способного хорошо послужить революции.