Вереск и бархат - Медейрос Тереза

Пруденс вздохнула, пожелав, чтобы ее котенок лежал сейчас, свернувшись, рядом с ней. Наверное, он в саду гоняется за лунными зайчиками и ночными бабочками. Ну почему его никогда нет рядом, когда он ей так нужен? А чего еще можно было ожидать от существа с таким предательским именем, как Себастьян? Особенно существа мужского пола.

Жалобно скрипнула планка паркета в коридоре. Послышался приглушенный шепот, затем низкий воркующий смех, который был заглушен, по всей видимости, поцелуем. Пруденс натянула одеяло на голову. Дверь в комнату тети закрылась. Дом затих.

Пруденс лежала неподвижно до тех пор, пока ей не стало трудно дышать. «Как посмел этот негодяй жалеть ее?» — подумала она, отбрасывая одеяло.

Девушка поднялась и в волнении зашагала по комнате. Лунный свет, проникая сквозь оконную решетку, ложился квадратиками на ковер. Свежий ночной ветерок шевелил шторы. Ее беспокойство переросло в панику, граничащую с безумием. Чтобы успокоиться, она взяла было книгу, но затем раздраженно отбросила ее и потянулась к керамическому кувшину для воды. Он был пуст.

Пруденс не удивилась. Слуги постоянно забывали наполнять его. Без сомнения, кувшин Триции полон до краев холодной водой. Старик Фиш собственноручно колол лед, чтобы доставить удовольствие ее милости.

Горло Пруденс неожиданно пересохло, словно она пересекла Сахару пешком. Она стиснула зубы, сказав себе, что не намерена отсиживаться в комнате до конца жизни только лишь потому, что ее тете вздумалось выйти замуж за разбойника с большой дороги.

Она набросила халат и, высунув голову из двери, посмотрела по сторонам. Длинный коридор был пуст. Единственная свеча в стеклянном подсвечнике отбрасывала мягкий свет на полированный кедровый паркет. Старик Фиш всегда держал свечу зажженной для удобства своей госпожи. Триция ненавидела темноту.

Пруденс прокралась в холл. Ее бравада таяла вместе с безумной вспышкой гнева. Дни, когда она могла войти в спальню к тете, чтобы попросить воды, прошли. Одному Богу известно, какая премилая сценка могла разыграться перед ней там.

Девушка остановилась на верхней площадке лестницы и глянула вниз, перевесившись через перила в форме лиры. Лунный свет и тени, перемежаясь, устилали пол коридора внизу. Горящая свеча, оставленная в гостиной, отбрасывала бледный круг света на мраморную облицовку стен. Пруденс прислушалась, но уловила только скрип и стоны старого дома, отданного в объятия ночной тишины.

Когда она спустилась с последней ступеньки лестницы и направилась к кухне, мускулистые руки обхватили девушку за талию, рывком прижимая ее к груди мужчины. Твердая ладонь зажала ей рот, заглушая готовый сорваться с губ крик.

ГЛАВА 6

Пруденс ждала, что рука, удерживающая ее за талию, поднимется и сомкнется вокруг ее горла. Она хорошо могла себе представить разговор Триции с ее женихом за завтраком следующим утром. Себастьян, сожалея о содеянном, покаянно произнесет

— Мне ужасно жаль, дорогая. Я по ошибке принял ее за грабителя и нечаянно задушил.

Триция игриво похлопает Себастьяна по руке веером.

— Какая неприятность! Но ты ведь ничего не испортил? Я только в феврале положила этот мраморный пол.

Пруденс осознавала, что мужчина удерживал ее настолько крепко, что все ее лихорадочные попытки освободиться из его объятий свелись к беспомощному ерзанию. Но он умел рассчитать свои силы и не причинял ей боли. Пруденс ощущала нежность его прикосновения, его стремление удержать ее рядом с собой, не посягая на ее желания и волю.

Себастьян увлек девушку в тень под лестницей и остановился, прижавшись спиной к стене. Пруденс беспомощно прильнула к нему, ее ягодицы были прижаты к его мускулистым бедрам.

От мужчины пахло табаком и бренди. Его дыхание шевелило рюши на ее чепце.

— Успокойся, девочка. Я не причиню тебе боли. Если ты перестанешь вырываться и извиваться, я отпущу тебя. Клянусь.

Пруденс прекратила сопротивление. Мускулы Себастьяна расслабились, но он по-прежнему удерживал ее одной рукой под грудь, а теплая ладонь другой руки закрывала рот. Жар его тела затягивал Пруденс в шелковую паутину восторга, который она испытала той далекой дождливой ночью. И когда Себастьян зарылся лицом в ее распущенные волосы, она поняла, что опасность, которая ей угрожает, может оказаться совсем иного рода. Возможно, он очень поторопился пообещать не сделать ей больно. Боль, которую он способен был причинить, была одновременно сладкой и мучительной.