Искры гаснущих жил - Демина Карина

И ветер гонит поземку, точно заметает следы Кэри.

Идти далеко.

Кэри считает шаги, потому что иначе решимости не хватит. А она уже видит темную гладь семейной усыпальницы. Высокая кованая ограда. Металлические прутья. Острые пики. И широкий кленовый лист, пронзенный насквозь. Ветер трогал его, пытался стащить, побуревший, грязный, похожий на лоскут, но лист цеплялся за острие.

— Я… дальше одна, — Кэри коснулась калитки, и холод опалил сквозь меховые перчатки.

Брокк кивнул.

Хмурый, и снова без шапки. Уши покраснели, а кончик носа напротив белым сделался. И Брокк сам того не замечая, нос трогает…

— Я… недолго.

Наверное.

Он хотел что-то сказать, или утешить, или уверить, что этот визит не имеет смысла, но оба знают — он нужен не мертвецам, но Кэри. Иначе она подобна этому листу не получит свободы.

Ее прошлое рядом… а будущее странно. И Кэри со вздохом толкает калитку. Петли смазаны, и дорожки выметены чисто. Из обсидиановых ваз торчат жесткие хвосты травы, но снег спешит укрыть и их.

Черное и белое.

И яркое пятно ее пальто, единственным нелепым мазком на кладбищенском полотне.

Ключ в руках. Старый замок поддается не сразу, он кряхтит и сама дверь тяжела. Кэри толкает ее, скрипучую, зловредную, прячущую за собой тени. Пахнет тленом и формалином.

— Я… пришла.

Голос вязнет в паутине. Если снаружи убирали, то внутрь мавзолея заглядывали нечасто.

Жутко.

Сквозняк пробирается сквозь плотную ткань пальто, словно чьи-то ледяные пальцы гладят живот Кэри. И она с трудом сдерживает крик.

Молчать.

И снять с полки лампу, заправленную маслом. Кремниевая зажигалка щелкает, не высекая искру, но после все-таки сдается. Робкий цветок огня отпугивает тени, и Кэри спешит прикрыть его, такого хрупкого, стеклянным колпаком.

Пыль.

Паутина серыми клочьями. Старые листья под ногами шелестят, когда только успели пробраться сюда? Темные полки и широкие урны с именами.

Леди Эдганг в темной яшме… она никогда не любила яшму, и Кэри кладет рядом с урной белую розу. Не извинение, но… так ведь принято.

Дядя… кузены… малахит. Одинаковая почти форменная зелень. А они редко форму снимали.

— Мне жаль, что так получилось, — она касается табличек, читая имена подушечками пальцев. И вновь оставляет цветы.

Призраки.

В жизни Кэри они появлялись редко, как-то сразу и безоговорочно признав за Сверром право распоряжаться ею. Кто они ей?

Чужаки.

Отец. И бледная узорчатая зелень змеиного камня.

— Почему ты не остановил его? — бессмысленный вопрос, но Кэри должна. — Ты же видел, чем он становится. Почему не помог?

И вправду ли был слаб, как утверждала леди Эдганг?

Как узнать?

И тяжелая кисть гиацинта не то прощанием, не то прощением. Впрочем, прощения он никогда не просил.

— Здравствуй…

Услышит ли?

Да и что еще сказать? Белизна лунного камня, и сама чаша кажется прозрачной. Кэри касается ее нежно, не удивляясь тому, что камень чудом сохранил тепло.

— Я… пришла попрощаться. Я знаю, что ты давно меня ждал, что ты не хотел уходить… и я виновата. Мы оба, наверное, виноваты. Ты не сумел удержаться, а я не смогла тебя остановить. Ты же просил о помощи… помню, что просил. А я боялась.

Она провела по полке, стирая пыльный след.

— Если бы знать, что я могла остановить тебя… или не могла, но чтобы наверняка…

Голос перехватило. Что еще сказать ему, который близкой, стоит за спиной. Обернуться бы, но… тогда он исчезнет.

Сверр мертв. И все-таки жив в ее памяти.

— Но я ведь не попробовала, не попыталась даже… простишь?

Простит. Они всегда прощали друг друга.

Она его — за жестокость и боль. Он — за то, что казалось ему равнодушием.

— Я ведь любила тебя, — Кэри гладила белый камень. — Действительно любила. Ты брат и… больше, чем брат, ты единственный человек в этом мире, кому я была нужна. Наверное, я просто не сумела тебя убедить в этом.

Выдох.

И пламя-цветок сворачивается, почти гаснет.

— Наш последний разговор… не разговор — ссора. Мне казалось, что еще немного и меня не станет. От страха. От ненависти к тебе. И поэтому я сказала, что лучше бы ты умер.

Не сказала — бросила в лицо.

Пощечина?

Почти. Он ударил первым в очередном приступе бессмысленной ревности, раскровил губы, опрокинул на диван и, свалившись сверху, горло сжал. Тогда Кэри показалось, что она умрет.