Искры гаснущих жил - Демина Карина

— Опиум?

— Не знаю, — Таннис прикрыла глаза. Товар Войтех приносил с другого берега реки. Он ходил к пристаням в одиночку и в тот раз, когда взял-таки Таннис с собой, оставил ее на мосту. Велел:

— Сиди и никуда не уходи.

Она подчинилась. Сидела, хоть бы было невыносимо жарко, а совсем рядом, шагах в трех, вырастала лавка, и в лавке-то наверняка прохладно. Или при лавке, вон какую она тень густую отбрасывает. Но Таннис послушно стояла у опоры, не смея сойти с места.

А Войтеха все не было и не было.

На нее уже поглядывать начал и лавочник, выбравшийся на порог, и полисмен, что прохаживался по мосту, положив ладонь на дубинку.

Скоро погонят.

Мост, конечно, еще не Верхний город, но люди по нему гуляют чистые, нарядные, и Таннис остро ощущала свою чуждость этому месту. Особенно немытая шея раздражала. И она трогала эту шею, смахивая бисеринки пота.

Откуда появился Войтех — не увидела, только вдруг кто-то дернул за руку, велев:

— Идем. Быстро.

У него был нос разбит, и глаз заплывал, а на лбу виднелась длинная ссадина, которую Войтех прикрывал длинным чубом.

— Что?

— Потом, — левую руку он плотно прижимал к телу.

Он тащил ее от моста, в лабиринт улочек и, только нырнув в нору подземного хода, позволил перевести дух.

— Прости, малявка, — Войтех взъерошил волосы Таннис, — но нам нужно было убраться и быстро. Не следовало волочь тебя с собой. Поможешь?

Уже в убежище, надежном, куда более надежном, чем собственный ее дом, Таннис промыла ссадину. И Войтех сказал:

— Спасибо.

И это было еще одной его странностью — благодарить за всякие пустяки.

— Это вежливость, малявка, — сказал Войтех. — Элементарная человеческая вежливость. Ну что, приступим?

Он доставал аптекарские весы, и маленький сундучок с гирьками разных размеров. Некоторые были столь крохотными, что брать их приходилось щипцами…

— Порошок был розовым, — Таннис помнила его, даже не порошок, но некую ноздреватую массу, которую приходилось разминать пальцами. А Войтех заставлял надевать повязки из нескольких слоев полотна. Сквозь них тяжело дышалось, но когда Таннис повязку сняла, то заработала подзатыльник.

— Разума лишиться хочешь? — его голос, строгий и с насмешкой, звучал в ушах.

Разума лишались другие, и Таннис, поглядев на них, не рисковала больше снимать повязку.

Измельчив розовую массу, ее смешивали с мукой и толченым мелом, перетирали руками. Мел въедался в кожу, а мука оседала на волосах, и Малыш становился черно-белым, как картинка из газеты.

Взвешивала Таннис. Только ее пальцы были достаточно тонкими и ловкими.

— Сложно все было, — Таннис не знала, зачем рассказывает обо всем чужаку. Наверное, потому что сказанное ею уже никому не повредит.

А Кейрен умеет слушать.

— Я протирала весы специальной тряпочкой. А потом на одну чашу клалась бумажка, их Велька нарезал, ровненькие такие… у него здорово это выходило. Порошок зачерпывала серебряной ложечкой. Четверь унции. Или половина. Поначалу долго приходилось возиться, а потом ничего, руку набила и быстро все… раз-раз… Велька снимал и заворачивал в конвертик.

— А конвертики вы продавали.

— Точно.

— В парке.

— Ага…

— И кому? — голос Кейрена дрогнул. Злится? Таннис повернулась на бок и оперлась на локоть. В сумраке — факелы уже догорали — было сложно разглядеть выражение его лица. Но Таннис чувствовала, что он и вправду злится.

— Кто приходил, тому и продавали…

— И кто приходил?

Он покачивался, опираясь ладонями на решетку.

— Да… по-всякому. Думаешь, я помню? И какая разница?!

Для Кейрена разница была, если он резко выдохнул и, оттолкнувшись от решетки, встал.

— Вы дурман продавали. Он вызывает зависимость, понимаешь? Две-три дозы и… я видел людей, которые подсаживались на эту мерзость. Через пару лет они превращались в… в нечто. Ни разума. Ни чести. Ни совести. А вы…

— Мы никого не заставляли покупать, — Таннис тоже видела курильщиков. Люди с пустыми глазами, живущие одной мыслью — где дозу добыть. И если получалось, то в глазах вспыхивал свет волшебных грез. Что они видели?

Таннис всегда было интересно. Она спрашивала, но… они не в состоянии были ответить, путались в словах, едва ли не давились собственным языком, мычали, хватали за руки, просили денег… требовали…