Длиннее века, короче дня - Михайлова Евгения

– Конкретнее, пожалуйста, – строго сказал Слава. – Даты, время, место, обстоятельства.

– Да какие даты…

– Слава, – вмешался Сергей. – Так ничего не получится. Он будет удивляться по любому поводу в надежде, что нам надоест. Все даты сохранены в анналах Интернета. Катя, как и он сам, всякий раз ставила мировую общественность в известность о своих встречах. Поэтому давай с ним поговорим не по протоколу. У меня вопрос: что лично тебе Катя Семина рассказывала о себе? О других мужчинах, подругах-недругах, о деньгах, которые у нее, возможно, были?

– Вы че, в натуре? Когда это она мне говорила?

Сергей не спеша подошел к Митяю и положил руку ему на плечо.

– Я сколько раз тебе повторял: косить под невменяемого не прокатит! Или ты вспоминаешь сейчас, или пойдешь в СИЗО вспоминать. Вячеслав Михайлович нам любезно предоставит такую возможность. Давай-ка сразу приступим к последнему вашему свиданию. Катя пишет на своей страничке, что у нее что-то случилось, она переживает. Ты предлагаешь всем приехать к тебе в студию. Кто именно приехал? С этого места начали.

– Ну, приехали, – Митяй с оскорбленным видом скинул руку Сергея. – Кто… А я помню?.. Катька чего-то там бормотала про какого-то покойника. Потом мы с ней пошли в комнату, где диван. Она там вдруг звонить кому-то стала и типа рыдать. Вроде этот мужик так ее любил, что чуть ли не из-за этого откинулся. Она сказала: он типа вас бросить не мог. Ну а утром я встаю – никого уже нет. Только Катька. Все сожрали. Денег у меня нет. Я у нее в сумке посмотрел. Она сумку у меня выхватила, говорит, у меня там все так, что никто не найдет. Сама дала пятисотку.

– Какая сумма у нее была в тайнике?

– Тайник!.. Подкладку подрезала… Ну, была сумма. Не знаю, какая. Но она там долго рылась.

– Дальше.

– Я сходил в магазин, пришел, а ей вроде та баба уже позвонила, которой она вечером рыдала. Сказала, что приедет за ней.

– Как Катя отреагировала?

– Обоср… Испугалась.

– Курочкин, вы кому-нибудь говорили, что у Семиной за подкладкой в сумке спрятаны деньги? – вмешался Слава.

– На фиг? – изумился Митяй.

– Вы с ней виделись после того свидания?

– Так ее ж убили.

– Кто?

– Нифигасе вопросы. А я знаю?

– С кем она могла встречаться, по-вашему, в тот день?

– «Чертбезрогий» ее клеил. Только они в личке договаривались.

– Вы с этим «чертом» виделись в реале?

– Не-а. Он новичок. Его никто не знает.

– Митяй, – по-дружески обратился Сергей. – А если тебе написать этому «черту» в личку: давай, мол, встретимся – у меня деньги есть?

– Вы че? Я что, баба?

– Так ты ж сам сказал, что его никто не видел, стало быть, никто не знает, мужчина это или женщина.

– А как…

– Да так. Может, он или она просто из-за денег Катю вызвала. Я читал: Катя написала, что деньги – не проблема.

– Нифигасе…

– Дмитрий Курочкин, пока нам ясно, что вы активный пользователь Интернета и крайне красноречивый человек, – подытожил заскучавший Земцов. – Я полагаю, предложение частного детектива Кольцова вы можете обсудить и осуществить вне моего кабинета. Здесь сейчас будет совещание. У меня, Сергей, такие соображения. Ты уверен, что «ништяк» и «чертбезрогий» – не одно и то же лицо? То есть клоны? Это я к тому, чтобы не тратить время попусту. Спокойно, Курочкин, я понимаю, что «нифигасе». Я разговариваю с коллегой. Мне кажется логичным такое развитие событий. Курочкин обнаруживает у Семиной деньги, она ему выдает всего пятьсот рублей. Он регистрируется как клон и приглашает ее на свидание с целью грабежа. Спокойно, Курочкин. Вы даете подписку о невыезде. Являетесь подозреваемым по делу убийства Семиной. Все свободны.

Сергей вывел потрясенного Митяя из отдела и дал ему вдохнуть свежего воздуха, глядя на побледневшее лицо, похожее на недопеченный блин, почти с сочувствием.

– Следствие, старик. Напряжение для нервов. Не буду тебя мучить больше вопросами. Клон – не клон, все равно нужно проверять. Чем я сейчас и займусь. Тебя могу до метро подбросить. Отвечай на звонки. Если все чисто и «чертбезрогий» – другой человек, мы напишем ему с твоего компа, ок?

– Я в шоке, – потрясенно уставился на него Митяй.

Людмила поднялась в шесть утра, решительно направилась в ванную. Она долго мылась горячей водой, потом уложила феном волосы, даже хотела подкрасить ресницы, но духу и сил не хватило. Повесила фен на крючок, села на бортик ванны, вспомнила, как она преодолевала страх перед прыжком в бассейн. Никто и не догадывался в школе, что она боится утонуть. Она и поплыла-то сразу из-за этого страха. Мама довела ее на море до глубокого места, потом показала, как надо лечь, приподняла, Люда, не чувствуя дна под ногами, бешено заколотила руками и ногами. Потом она стала плавать правильно, научилась рассчитывать силы, но страх так и не прошел. В школе она записалась в бассейн и каждый раз вот так сидела перед прыжком, чувствуя физическую боль во всем теле, и старалась ее победить. Однажды, когда она так мучилась, мимо нее пролетела стройная рыжая девочка. Вода приняла ее, словно русалку, Люда смотрела на вдохновенное и сосредоточенное лицо девочки, которая была на два года младше, и думала о том, что видит счастливого человека. То была Маша. Подружились они уже взрослыми, когда встретились в редакции. Как теперь понятно, не к добру они встретились. Люда хотела помочь Маше в ее истории с мужем, Маша всегда хотела помочь ей… Ну, а получилось то, что получилось. У Люды жизни нет, и Маша меньше всего похожа на счастливого человека. Но она, по крайней мере, смелая. А ей, Людмиле, сейчас выйти из ванной и вернуться к обычной жизни – все равно что в омут головой. Она боится! Она не знает, как разговаривать с дочерью, как себя вести с мамой, как смотреть на соседей… Ну, а если ее действительно вызовут к следователю – давать показания о жизни с Алешей, о встрече с Катей, которую после этой встречи убили… Люде захотелось немедленно вернуться в спальню, лечь, закрыть глаза и лежать так до ночи. Ночью ничего делать не надо, можно даже не думать, если повезет… Она глубоко вздохнула, накинула халат и вышла. На кухне мама уже готовила завтрак внучке.

– Мама, – сказала Людмила. – Нужно Анечке собрать портфель, сделать ей пару бутербродов, яблоко положить. Она сегодня в школу пойдет. Я ее отвезу.

– Ох, Людочка, – Ирина Ивановна благодарно посмотрела на дочь. – Наконец-то. Извелся ребенок. Нельзя нам так ее мучить.

– Мама, я знаю, что виновата. Но не думаю, что дочка на меня в обиде. Мне надо было справиться с собой, а вы находились рядом. Что в этом плохого? – в голосе Люды против ее воли зазвенели слезы.

– Что ты, Людочка. Господь с тобой. Что же в этом может быть плохого? Мы всегда должны находиться рядом с тобой. Ты для нас – самый родной человек… Ты садись, я сейчас тебе приготовлю омлет, кофе.