Длиннее века, короче дня - Михайлова Евгения

Маша нервно ходила по квартире, думая, что теперь делать. Нужно ли рассказать частному детективу Кольцову о том, что произошло. Придется объяснить и свое ко всему отношение. Она еще не решила, стоит ли ему доверять в принципе. Все выяснится во время работы с этим отворотом. Знал бы этот сыщик, знал бы Виктор, как ей стыдно произносить слово «отворот». Это какой-то код дебилов. Но за ним бездна образовалась. Маша по-прежнему не знала, что к чему, но в ней зрело предчувствие, что все не случайно, что есть какое-то страшное зло рядом с ними и, быть может, гадалка появилась в их жизни не просто так.

Маша бросилась к телефону, не посмотрев на номер. Думала, это Кольцов звонит. Но услышала слабый, тонкий голосок Лены.

– Маша, как дела?

– Нормально. А у тебя?

– Ты еще спрашиваешь? Вот почему ты сама мне не звонишь? Чтоб узнать, не умерла ли я, к примеру.

– К какому примеру ты должна умереть? – строго отчеканила Маша. – Что страшное с тобой случилось? Ну, напала дворовая психопатка. Она и на меня практически напала. Мы не знаем, на кого еще. Может, пора списки укушенных ею составлять и лечить от бешенства. Но у тебя нет причины до сих пор находиться в обмороке.

– Ты сердишься? – виновато спросила Лена. – У тебя, конечно, уже лекции, занятия начались, а я… На работу второй день не хожу. Отпросилась.

– Ты заболела?

– Немного болит, слева… Я не знаю, что там…

– Лена, слева – сердце.

– Я знаю, где сердце. Но у меня не там болит, а ниже. Даже не болит, а как-то скулит.

– Слушай, ты случайно не голодная? Еда у тебя есть?

– Нет.

– Понятно. Перешла на блокадное существование. Сейчас зайду. У меня лекция днем.

Маша влезла в джинсы и пуловер, пошла в ближайший магазин. Купила то, что покупают нормальным людям, потом вспомнила, что Лена иногда становится вегетарианкой, и на всякий случай поменяла колбасу и курицу на твердый сыр и стейки семги. Она не знала, как относятся вегетарианцы к рыбе и сыру, память услужливо подсунула чей-то душераздирающий вопль в Интернете: не ешьте рыбу, она на вас смотрит! Маша задумалась. Она против убийства живых существ. Но в данном случае она просто покупает еду в магазине, и, слава богу, эта еда на нее не смотрит. Она вспомнила перепуганный и голодный взгляд своей бывшей одноклассницы, которая с детства смотрела на мир ранеными глазами жертвы. Сначала Лена была – как большинство детей в их классе – ребенком из благополучной обеспеченной семьи. Потом ее красивая веселая мама вдруг сбежала с итальянцем, забыв попрощаться с дочерью. Этот итальянец приезжал в командировку на киностудию, где мать Лены работала администратором. Лена около месяца боялась выходить из дома, ждала маминого звонка. Но та так и не позвонила. Отец какое-то время пытался уделять внимание ребенку, заниматься бытом, но года через два все заметили, что Лена приходит в школу в мятом платье, рваных чулках, с испуганным, затравленным взглядом. Оказалось, отец уехал на неделю оформлять какое-то шоу в Питер… И познакомился там с женщиной, которая стала его женой, что выяснилось через годы. Он, правда, звонил Ленке, обещал приехать, потом уже не обещал приехать, только сообщил, что у нее появился братик… Когда органы опеки стали оформлять Ленку в интернат, родители Маши и еще нескольких детей запротестовали. Взяли над ней что-то вроде опеки. Одна учительница тоже жила в их доме, она отстояла Ленкино право жить в своей квартире и ходить в школу. Денег отец присылал достаточно, Лена как-то справилась с жуткой ситуацией, после школы даже окончила экономические курсы и устроилась на работу в банк. Отец приехал, когда она стала взрослой девушкой. Много пил, курил, сказал дочери, что в жизни у него все пошло не так, ребенок от второй жены родился с синдромом Дауна, сама жена не хочет никого видеть, особенно Лену, поэтому он приехал, чтобы переписать на дочь квартиру и дать ей возможность строить собственную жизнь, как она посчитает нужным. Ленка рыдала, говорила, что она считает нужным помогать бедному братику, что она хочет быть рядом с ними и ей ничего не нужно… Отец просто сказал: «Не повезло тебе с нами со всеми. Не нужна тебе такая головная боль. Посмотри, какая ты красивая выросла. Забудь про нас». И уехал, оставив брошенную дочь в большой четырехкомнатной квартире, где она чуть с ума не сошла от отчаяния и безысходности. Потом как-то выкарабкалась, у нее даже несколько раз появлялись бойфренды. Но ненадолго. Всех отпугивала ответственность за взрослую женщину с душой брошенного ребенка. Ленка придумала себе хобби – лошадей, – тратила на них массу денег, купила хорошую иномарку, модно одевалась. Только на квартиру у нее не оставалось ни сил, ни интереса. Боялась она своего одинокого жилища, а оно обрастало грязью и превращалось в берлогу. Вот так – в подъезд заходила красивая, стильная женщина, а за порогом квартиры оставался загнанный зверек. Все давно поняли, что исправить эту ситуацию невозможно, и старались держаться от Ленки подальше. Маша подумала, что она – в числе прочих, забывших и предавших Ленку. Но что тут придумаешь… У каждого свой ад.

– Ты все еще зеленая, – сказала Маша, входя в Ленкину прихожую. – Нужно срочно поесть. Я тебе красного вина купила. Полезно для цвета лица. Постели хоть газету на стол.

Они прошли в комнату, Лена вытащила откуда-то такую грязно-желтую газету, что Маша пожалела о своем предложении. Но спокойно стала выкладывать продукты на предусмотрительно приобретенные разовые тарелки.

– На кухню я не пойду, – сказала она Ленке. – Сама иди, откапывай там бокал или чашку для вина, а также штопор.

– Я тоже туда не пойду, – сказала Ленка. – У меня где-то здесь все есть, сейчас найду.

Она нашла штопор, чашку, потом вторую, довольно умело открыла вино. Маша отвела взгляд от чашек: лучше не думать, как давно и что именно к ним присохло.

– Лена, спасибо, я пить не буду, мне на работу, еще дело одно есть… А ты давай. Вот салат…

Ленка ела, пила, лицо ее порозовело, на рыбу она смотрела нежно, на Машу еще нежнее.

– Мне так хорошо с тобой. Я очень благодарна тебе за то, что ты пришла.

– Да брось. Слушай, давай кого-то пригласим, бригаду какую-нибудь… Пусть все помоют, почистят. Ну, это ж невозможно – так жить.

– Да, – легко согласилась Ленка. – Только потом. Знаешь, я устала. Аля тоже мне говорит: надо ремонт сделать.

– Мне кажется, для тебя ремонт – это как Гражданская война. Ты сразу не решишься. Я бы все-таки начала с уборки.

– Да, конечно, – Лена улыбалась, сияя черными глазами.

Маша вздохнула. Это все нереально – то, о чем она говорит. Ленку нельзя безболезненно вытащить из этой паутины грязи. Требуется или насилие, или поцелуй принца. Первое никому не нужно, второе… Даже если допустить возможность появления принца, то это будет не совсем нормальный принц. Хотя кто знает. Чудеса случаются. Потом они разговорились, стали вспоминать школу, смешные случаи… Маша вздрогнула, когда зазвонил ее телефон.