Длиннее века, короче дня - Михайлова Евгения

– Что ты предлагаешь? Извини, давай на «ты». Мне так легче.

– Мне тоже. Я предлагаю вот что. Сузить до минимума фронт атаки. Две квартиры, одна из них сейчас принадлежит Ирине Ивановне. Пусть она ей и принадлежит. Она просто напишет завещание на Аню. Теперь квартира девочки. Тут посмотрим. Если органам опеки покажется недостаточным, что Аня проживает с родной бабушкой, то Ирина Ивановна может начать процедуру оформления опекунства. В это время мы параллельно осуществляем вашу идею. Ирина Ивановна напишет заявления в разные инстанции о том, что ее дочь изъявляла желание, чтобы в случае ее смерти ты стала матерью Ани. Ты обращаешься с просьбой об удочерении, собираешь нужные документы… Рано или поздно ты встретишься с решающим лицом – на уровне района. Вот к этой встрече я и постараюсь тебя подготовить.

– Что ты имеешь в виду?

– Понимаешь, любой чиновник защищен тем, что перед ним в папочке лежит полное досье на просителя, который о нем, о чиновнике, ничего не знает. А ты будешь знать. И здесь уместно назвать фамилии тех, к кому ты обратишься, ну, к примеру, за консультацией.

– И как долго все это может длиться – сбор документов, аудиенции и все прочее?

– Они постараются, чтобы долго. Мы найдем кого-то, кто все сделает за пару недель. Не бесплатно, разумеется.

– Мне необходимо звонить мужу и срочно разводиться, выписываться, продавать квартиру…

– Стоп! Теперь как раз этого делать не стоит. Тебе откажут в удочерении, поскольку семья будет неполная.

– А, ну да. Ужас какой. Мне что, у Миши придется согласие брать?

– А ему что, трудно его дать? С ним решим. Насчет денег… Маша, одну квартиру можно сдавать, к примеру. А если Ирина Ивановна ее продаст?

– Нет, ни в коем случае. Это Анина недвижимость. Сдавать сейчас тоже не время. Чужие люди… Ирине Ивановне будет это неприятно, да и невозможно в ее состоянии. Сдать мне свою? Тоже не могу. Просто не хочу никого пускать в нашу жизнь. С этими квартирантами возникнут непредвиденные проблемы. Нет. Оставляем все как есть. Мне скоро выплатят гонорар по делу об авторских правах, потом возьму пару дипломников… Я справлюсь.

– Конечно.

– Сережа, мне было б удобно, если бы ты выставлял мне счета. Ты постоянно занимаешься моими проблемами.

– Не постоянно. А счет у нас один. Мы договорились о гонораре с результата, значит, с результата. И больше не поднимаем этот вопрос. У меня во всей этой истории есть свой профессиональный интерес… Маша, убит свидетель и даже один из подозреваемых по делу об убийстве Кати Семиной. Он – коллекционер, был ограблен, то есть, скорее всего, между этими делами нет ничего общего.

– А что общего между ним и Катей?

– Спали иногда.

– Значит, он не совсем случайный свидетель… Сережа, что же это такое?

– Ну, я так и знал. Не надо ничего подгонять под свою версию истребления всех родных и знакомых Колесникова. А также знакомых знакомых Колесникова. Но все же исключать ничего нельзя. У них есть какие-то родственники, заинтересованные, к примеру, в этих квартирах?

– По-моему, только мама Леши в Тамбове… Она ни в чем не заинтересована. Замкнулась в своем горе, даже внучкой не интересуется. Ты считаешь, они в опасности?

– Я считаю, что вы должны быть осторожны. Очень внимательны. Постараюсь что-то придумать…

– Мне нужно переехать к ним!

– Возможно.

– Голова идет кругом. Так с чего мне начать?

– Завтра пришлю человека со списком необходимых документов, бланков заявлений и прочим. Решите, что он сможет получить по вашим доверенностям. Я узнаю, к кому эти документы на стол лягут. А вдруг к приличному человеку… Не волнуйся так. Я всегда говорю о возможных сложностях, но все может пройти гладко… Ты нормально себя чувствуешь? Дать тебе воды?

– Да. – У Маши вдруг спазмом перехватило горло, сердце заныло, как будто ей перекрыли кислород. Она стала очень бледной.

Сергей протянул ей стакан с водой, когда Маша с трудом сделала несколько глотков, он дотронулся до ее холодной щеки.

– Что это? Что с тобой?

– Это страх, – прошептала она. – Ты сказал, «детский дом». Юрист мой сказал: «детский дом». Я представила, как они потащат туда Аню… Они тащат, а мы с Ириной Ивановной стоим и умираем… Знаешь, у меня есть пистолет. И разрешение на него. Я всех перестреляю…

– Чем сильно поможешь Ане. Маша, возьми себя в руки. Ты для девочки сейчас – самый надежный, сильный человек. Нужно всех переиграть, а не перестрелять.

– Даже убийцу? – бесцветно произнесла Маша.

– Убийц мы поймаем. Следствие считает, что это разные люди и все дела не имеют между собой связи. Это совпадение.

Вера въехала во двор дома на Сретенке, припарковалась, вышла из машины и подошла к третьему подъезду. Было темно и холодно. Она стояла в туфлях на шпильках, в узкой короткой юбке, белой шелковой блузке и элегантном французском жакете из очень красивого искусственного меха, который купила сегодня в дорогом бутике. Ее русые волосы были затейливо уложены, полное, миловидное лицо в меру подкрашено, она улыбалась людям, которые, заходя в подъезд, с любопытством смотрели на нее. Ее здесь видели не раз, но так хорошо она никогда не выглядела. Ей сегодня показалось, что она все делала не так. Ни одному мужчине не понравится женщина в позе постоянной обиды и муки. Миша желает жить легко, значит, если она хочет, чтобы он вернул ее в свою жизнь, ей нужно… Ей надо, чтобы он не чувствовал ее веса, условно говоря. Ей нужно порхать вокруг него прекрасной бабочкой, а не висеть на груди гадюкой…

Ноги одеревенели и ныли в этих туфлях. Холод плевать хотел на искусственный жакет, и Вере казалось, что никакой макияж не в состоянии поддерживать нормальный цвет лица, который наверняка стремится к синему. Но она знала, что будет стоять до упора. До ночи, до рассвета, до утра…

А его машина въехала во двор, можно сказать, рано: часов в одиннадцать. И вышел он из нее почти трезвый… И помог выйти девице, высокой, худой, с длинными белыми волосами. У нее и лицо было длинное, и нос, только Вере от этого легче не стало. Всего несколько секунд оставалось на решение: что делать? Вера не уложилась. Она вышла к ним без всякого решения.

– Здравствуй, Миша, – сказала она. – А я тебя жду. Очень важное дело.

– Ты спятила? – изумленно спросил он. – Какое важное дело на ночь глядя? Ты что, не видишь, я не один?

– Вижу. Но почему это мешает нам войти в квартиру и поговорить? Девушка подождет. Я вообще-то замерзла здесь. – Вера сама не понимала, чего хочет, просто так она уйти не могла. Это исключено.

Михаил хотел сказать что-то грубое, отстранить Веру, но в это время в подъезд заходила пара из соседней квартиры, он поздоровался, улыбнулся и, не меняя выражения лица, пропустил обеих своих дам в вестибюль, затем трио оказалось в лифте, потом Михаил распахнул дверь квартиры. Только в холле он снял радушную улыбку и со злостью уставился на Веру.