Ее любили все - Вербинина Валерия

– Не совсем, – ответил Валентин Степанович. – Я стащил мобильник у Маши и испортил свой, а также капитана. А остальные мобильники украла она. – Он указал на домработницу. – По моему приказу. Я сказал ей, что хочу, чтобы нам не мешали неуместными звонками. А так как я намекнул, что они с дочерью внакладе не останутся и что после моей смерти их ждет очень приятный сюрприз, Наталья не стала колебаться. – Он улыбнулся. – Правда, я так и не понял, почему она стала уверять вас, что Маша моя дочь, а Лиза, наоборот, не моя. Вообще-то, отец Маши был обыкновенным пьяницей, который давно умер. Упал в канаву, когда зимой возвращался домой, или что-то в этом роде. А про Лизу даже смешно говорить, что она может быть дочерью Антона, потому что они с Илоной задолго до этого перестали встречаться.

– Ну надо же было как-то объяснить, почему завещание на Машу, – обиженно пропыхтела домработница. – Они уж ее в любовницы зачислили. Обидно, однако!

– А потом вы разыграли свою смерть? – мрачно спросил Филипп.

– Нет, – безмятежно ответил Адрианов. – Вообще-то, прежде всего я договорился с Антоном, чтобы он сказал, что я умер. Это было необходимо, чтобы вы поверили, что меня убили. Антону была не по душе моя затея, но я объяснил, что не знаю, на кого написать завещание, и хочу посмотреть, как семья отреагирует на мою смерть. Вроде такой невинный розыгрыш. По-моему, я не очень его убедил и до последнего боялся, как бы он не сказал тебе, Илона.

– Ах, – протянула Илона Альбертовна, – вот почему он так резко оборвал меня, когда я сказала, что тебе будет лучше с Евгенией… Он знал, что ты все услышишь!

– Ну да, – кивнул Валентин Степанович. – В общем, я незаметно всыпал себе в бокал лекарство, которое ты давно не принимала, закатил глаза и упал под стол, а под столом бросил еще и оболочку от таблетки. Чтобы не сомневались, что меня отравили.

– Ну, знаете ли! – возмутился Кирилл.

– Дальше, – невозмутимо промолвил Валентин Степанович, – меня уносят наверх, потом выходит Антон и говорит, что я мертв. Так что в задуманном мною романе я сам стал первой жертвой. Тут, впрочем, все начало развиваться не совсем так, как я предполагал. Оказалось, что не только Олег Петрович является, как принято сейчас выражаться, ментом, но еще и господин Доронин привел с собой частного сыщика. Впрочем, Виктория, наверное, поддержит меня, что импровизации у умелого автора только украшают задуманный сюжет. Пока я действовал так, как задумал. В качестве трупа я мог делать что угодно, главное – не попадаться никому на глаза, что в таком большом доме вовсе не невозможно. Мобильники у меня, телефонный провод я отсоединил, оставалось проколоть шины. И, как назло, я совершенно забыл про запаски в сарае.

– Папа… – пролепетала Лиза. – То есть это был ты? Это ты стрелял по нашей машине?

– Ну да, – не без смущения признал писатель. – Вы все забыли, что я когда-то был отличным охотником. Вот и пришлось вспомнить навыки. Конечно, я не хотел никого убивать, мне надо было просто задержать вас.

– Знаете, – выпалил Кирилл, – следствие следствием, но, по-моему, это бесчеловечно. Там же была Лиза! И ваш зять, если уж на то пошло!

– Ах, молодой человек, что такое бесчеловечно? – вздохнул Валентин Степанович. – Все делать ради любимой дочери, ради нее же терпеть много лет ее мать с ее – прости, Илона, но я должен тебе это сказать – склочным, отвратительным характером, и что получить в конце? Признание, что я был плохим отцом? Что не дарил машины и бриллианты, значит, сволочь?

– Так ты слышал? – пролепетала Лиза. – Папа, папа! Зачем?

– Нет, ты зачем все это говорила? – без всякой злобы спросил писатель. – Зачем после похорон Евгении, в этом самом доме, стоя на лестнице, сказала: слава Богу, что все кончилось и эта дрянь больше не будет здесь распоряжаться? Зачем разрывала мне сердце? Чем я это заслужил? Тем, что захотел пожить для себя? Я так вам мешал, да? Скажи, Лиза: мешал? Почему дети считают, что родители должны делать все так, как хочется им, и никогда не спрашивают, чего же хотят сами родители?

Не отвечая, Лиза упала на стул и разрыдалась. Ее угловатые плечи ходили ходуном.

– Может быть, поговорим о профессоре Свечникове? – мягко предложил Кошкин. – Если в качестве трупа вы подслушивали чужие разговоры, то… – Он поморщился. – Вы ведь слушали и нашу с ним беседу? Да?

– Да, – подтвердил Валентин Степанович. – И из нее я узнал, что он мало того что утаил ее убийство – он не оказал ей помощь. Почему вы не сказали мне об этом раньше, молодой человек?

Кошкин мрачно посмотрел на него.

– Я опасался, что это может вас… слишком сильно ранить, – буркнул он. – Мне бы такое точно не понравилось.

– А, тогда вы меня понимаете, – улыбнулся Адрианов. – Понимаете, почему я его убил. Подарочным сан-маринским клинком из своего кабинета… уже одна эта деталь могла выдать, что я жив. Но я был в такой ярости…

– Как это было, Валентин Степанович? – подала голос Виктория.

– О, деточка, очень просто, – улыбнулся писатель. – Я поймал его и стал обвинять в подлости. Он взвился, начал блажить, что хотел как лучше, что Евгения испортила мне жизнь, что из-за нее у меня был инфаркт, когда я едва не умер… И самое мерзкое было то, как он оправдывался: якобы делал все исключительно ради меня! А ведь до инфаркта меня довела Маша, да, когда я уличил ее… она украла у меня деньги… и она стала кричать, что я старый осел, что Евгения меня обманывает и с тем, и с этим, и все об этом знают и смеются. От нее шла волна такой злобы… просто поразительной, да… для такой молодой девушки… Вот почему Машу так удивило содержание завещания… Но мы, кажется, говорили об Антоне, да? Столько народу я ухлопал в своих книгах, а в жизни… в жизни никак не мог решиться, хоть и знал, что он мерзавец. Так вот, не выдержал я тогда, когда он обвинил меня же в убийстве Евгении. Он нашел, по-моему, в одной из ран осколок и решил, что это кусочек бюста, стоявшего у меня на полке. А я помнил, что Наталья этот бюст разбила. Может быть, конечно, что он не знал… и решил, что я или Илона убили Евгению… Но у меня в глазах помутилось, и я его зарезал. Словом, – задумчиво продолжал Адрианов, – сюжет развивался своим чередом, от убийства до убийства. Но на этой стадии все пошло кувырком, потому что вторым трупом неожиданно стал Антон, а должен был стать Лев, чтобы напряжение, так сказать, не спадало.

Критик выпрямился на стуле.

– Позвольте! – заверещал он. – То есть как?

– Я тебя убить хотел, – равнодушно признался Валентин Степанович. – За ту мерзкую рецензию, которую ты написал на мою последнюю книгу. Уверен, Виктория меня поймет. Наверняка у нее после некоторых случаев тоже руки чешутся… прикончить их авторов.