Голливудские мужья - Коллинз Джеки

В ту же секунду она пожалела об этих словах. Всю жизнь Кори был в семье на вторых ролях. Это ей улыбалась удача, а он так ничего и не добился. Это она достигла вершин в своей профессии. У него была средненькая работа в одной рекламной фирме в Сан-Франциско. Он даже никуда не уезжал из дома до самой встречи с Маритой – она была с Гавайских островов, – и только четыре года назад перебрался вместе с ней в Калифорнию.

– Извини, – негромко добавила она. – Наверное, я расстроилась. Мне казалось, ты с Маритой – прекрасная пара. Что случилось?

Он только развел руками, признавая поражение.

– Не знаю.

У Джейд сразу пропал аппетит. Брат был ей совсем не безразличен, а тут такая новость. Надо скорее позвонить маме.

– Я хотел сам тебе об этом сказать. – Он поднялся и, нервничая, стал ходить взад-вперед по кухне. – Маме и папе я уже доложился.

– Поправить ничего нельзя?

– Боюсь, что нет. Я уезжаю в Лос-Анджелес. Меня переводят из нашей конторы в Сан-Франциско.

– Наконец-то хорошая новость. Можешь поселиться у меня.

Он покачал головой.

– У меня есть, где жить. Я не один.

Ну, теперь кое-что прояснилось. Кори завел себе другую. Не исключено, что ему просто надо выгуляться, а потом он вернется к Марите и ребенку.

– Хочешь совет? – рискнула она.

– Нет, спасибо. Слушай, сестричка, мне надо бежать. Дел по горло.

– Ты же только что вошел, – запротестовала она. Он поцеловал ее в лоб.

– Мы теперь будем жить в одном городе. Представляешь? С детства такого не было. Все будет, как в старые времена, да?

Радужное настроение слегка поблекло, но она согласно кивнула.

– Я тебе позвоню, – пообещал он. – Как только устроюсь.

Едва за ним закрылась дверь, она набрала номер телефона матери, но та знала не больше, чем сама Джейд, и была очень огорчена.

– С Маритой кто-нибудь говорил? – спросила Джейд.

– Кори говорит, что она с ребенком уезжает на Гавайи к своим родителям, – пояснила мама.

– Надеюсь, не навсегда.

– Кто знает?

Повесив трубку, она почувствовала, что очень хочет поговорить с Марком. Со дня их расставания прошло уже больше месяца, но позывы вернуться еще были. Шесть лет они жили друг другом. Правда, у него еще была своя отдельная жизнь в Англии, о которой ей ничего не полагалось знать.

Мерзавец.

Но поскучать о нем – это ее право, разве нет?

Унесшись мыслями вдаль, она смела всю пиццу, даже не заметив. Господи, какой кошмар! Марк бы ее сейчас высмеял. Иногда, когда она устраивала себе кутежи, Марк называл ее «толстой американкой». К ее изящным линиям такой титул едва ли подходил. Когда они ругались – а эти шесть лет отнюдь не были мирными, – она обзывала его «чопорным англичанином». Они шутили потом – хорошо бы написать комедию с такими персонажами. «Представляешь, какой может быть успех, – смеялась Джейд. – Затмит все на свете».

«Только если в главной роли будешь ты», – отвечал он.

В поездки они всегда отправлялись вместе. Она была в восторге от его мира, а ее мир его зачаровывал. Дважды в год она ездила с ним в Африку на сафари с фотоаппаратом… чего ей будет не хватать, так это пробуждений в пустыне, когда рассветные небеса окрашены в невиданные цвета, и отовсюду доносятся звуки необузданной природы. Какая красота! Неописуемая!

Марк Рэнд.

Часть ее прошлого.

Надо выбросить его из головы.

6

Уэс Мани родился с Силвер Андерсон в один день, но не подозревал об этом, да и в любом случае ему было плевать. Он дожил до тридцати трех лет и мало чего добился. Беда Уэса заключалась в том, что в его жизни не было цели. Отведав всего понемножку, он в результате остался голодным.

Уэс Мани родился в лондонских трущобах, от бывшей проститутки и ее временного сутенера. Детство его отнюдь не было Диснейлендом, окружающая действительность была суровой, и Уэс довольно рано усвоил жестокие правила уличной жизни. Когда ему было двенадцать лет, мать нашла себе богатого американца (по крайней мере, она считала его таковым), вышла за него и переехала в Нью-Йорк. Уэсу казалось, что он умер и попал на небеса. В тринадцать лет он познакомился с противоположным полом (все старшеклассницы были в восторге от его лондонского выговора – кокни). В пятнадцать – первый арест (что-то стибрил в магазине – не смертельно). В шестнадцать – прощай, мама. Собственно, прощания-то как раз и не было, он просто уехал из дому, вполне возможно, мать этого даже не заметила. К тому времени она уже развелась с мужем и вернулась к прежнему образу жизни. Торговать собой ей нравилось больше, чем стоять у плиты.