Голливудские мужья - Коллинз Джеки

Да, с Захарией он сошлась ради карьеры – на этот счет обманывать себя нечего. Но, к сожалению, она его полюбила.

Не за деньги.

Не за могущество.

Беверли д'Амо полюбила в Захарии К. Клингере мужчину.

Помоги ей Господи.

88

До отъезда съемочной группы «Убийства» из Пуэрто-Валларты оставался всего один день. Завтра они помашут крылышками и полетят на Рождество в Лос-Анджелес.

Работа в Пуэрто-Валларте отнюдь не была увеселительной прогулкой. Стояла удушливая жара, и абсолютно все давалось с трудом. А когда температура становилась сносной, шел дождь, и съемки еще больше выбивались из графика. К тому же почти все в группе так или иначе переболели тем, что кто-то из острословов окрестил «мексиканской шрапнелью».

Кларисса была одной из немногих, кого эта напасть миновала. Она ела только свежие овощи, рыбу и фрукты, все это ежедневно привозилось из Лос-Анджелеса, и желудочные страсти обошли ее стороной.

Мэннон был в порядке, пока следовал ее режиму, но за два-три дня до отъезда он с кем-то из группы побаловался энчиладой и текилой – и поплатился за это.

– Сам виноват, – отрезала Кларисса.

Иногда ему казалось, что в ней нет ни капельки сочувствия.

День съемок он как-то протянул, а весь вечер со стонами провалялся на кровати. Кларисса даже не пришла. Можно сказать, блеснула своим отсутствием.

– Да, хладнокровия тебе не занимать, – пожаловался он ей на следующий день.

– Я не сиделка, – ответила она. – Нечего было набивать желудок Бог знает чем.

Верно. И все же… можно хоть как-то посочувствовать?

Они решили, что по возвращении в Лос-Анджелес он переедет к ней. Он надеялся, что принимает верное решение. Ведь стоило ему хотя бы простудиться, Мелани-Шанна начинала кудахтать над ним и хлопотать. И Уитни тоже. Но разве Кларисса может вести себя так, как другие женщины? Он и сам этого не захочет. Она – другая, она – истинная актриса, и главное ее достоинство – сверкающий талант.

На другой день он чувствовал себя получше, но к вечеру в желудке снова началось кручение, и удаляться от своего туалета он не решился.

Кларисса навестила его попозже. В каштановые волосы, собранные в узел, были вплетены гардении. Вместо обычных мешковатых брюк и рубашки – белое платье с приоткрытыми плечами.

– Ты при полном параде, – заметил он.

– Сегодня прощальный вечер. Я собираюсь танцевать.

– С кем?

– С Норманом.

Он мог бы и сам догадаться. Норман Гусбергер. Верный раб.

– Желаю повеселиться.

– Постараюсь.

– Утром увидимся.

Он лежал в постели без сна и думал. Завтра у него начнется новая жизнь. «Убийство» станет началом нового этапа в его карьере.

И все-таки… он ведь оставляет сына…

Маленького Джейсона.

Малыш – вылитый папа.

Правильно ли он поступает?

Правильно. Теперь его женщина – Кларисса. Кларисса – это класс, это талант. И она вытолкнет его карьеру на новый уровень.

Через несколько часов он проснулся – мокрый от пота, в полной готовности для полового разбоя. И самое главное – успокоился желудок. Все сняло как рукой. Таблетки, которые ему дала девушка из гримерной, явно помогли.

– Примите это, – сказала она. – Проснетесь – будете песни петь.

Выбравшись из кровати, он принял душ, подождал в надежде, что жажда полового разбоя утихнет, но этого не произошло, и тогда он решил нанести визит Клариссе – она наверняка будет довольна.

К счастью, они жили на одном этаже, их разделяло лишь несколько дверей. Накинув на голое тело белый полотняный халат, он, негромко что-то мурлыча, босиком протопал по коридору. Открыл дверь от ее комнаты запасным ключом и бесшумно вошел.

Она спала. Комната была погружена во мрак, он едва слышал ровный ритм ее дыхания.

Сбросив халат, он скользнул под одеяло.

Она лежала к нему спиной, и он примостился рядом, собираясь разбудить ее своей разгулявшейся плотью. А если она не захочет просыпаться, он с удовольствием обслужит ее спящую. Обхватив ее ягодицы руками, он приготовился войти в нее сзади.

И вдруг одновременно:

Мэннон нащупал яйца.

Норман Гусбергер испустил вопль.

С другой стороны кровати Кларисса сонно пробормотала:

– Что такое?

– Господи! – вскричал Мэннон, осознав смысл происходящего, и вскочил с постели.

Норман сел, не менее испуганный, и тут же получил мощный удар в челюсть.

Раздался выворачивающий душу звук – хрустнула кость.