Все только хорошее - Стил Даниэла

— Конечно. — И тут они обе заметили, как чудовищно исхудало ее тело, но лицо вроде бы немного округлилось. Хотя бы на этот час.

Какое-то время они лежали, болтая шепотом, а потом Джейн начала задремывать. Она приоткрыла напоследок глаза и улыбнулась маме, а Лиз поцеловала дочку и еще раз сказала, что очень ее любит. Джейн заснула, обнимая маму, а потом Берни на руках отнес ее обратно. Вернувшись, он обнаружил, что Лиз уже нет в постели, заглянул в ванную, но ее не оказалось и там, и тут он услышал, что из соседней с их спальней комнаты доносится ее голос, и увидел, что она стоит, склонившись над кроваткой Александра, поглаживая мягкие завитки его светлых волос. «Спокойной ночи, маленький красавец…» И вправду, какой красивый у них сын. Лиз поднялась на цыпочки и тихонько вернулась в спальню. Берни посмотрел на нее.

— Солнышко, может, тебе лучше поспать? А то утром у тебя совсем не будет сил.

Но вид у нее был такой веселый и такой живой, что он позволил ей примоститься у него под боком, и они принялись перешептываться. Он обнимал ее и ласкал ее грудь, слушая, как она вздыхает от удовольствия и говорит о том, как нежно его любит. Лиз как будто вдруг понадобилось прикоснуться к каждому из членов семьи — то ли в попытке оттолкнуть от себя смерть, то ли в преддверии встречи с ней. Она начала погружаться в сон, лишь когда солнце уже взошло. Они с Берни провели в разговорах всю ночь, и он заснул следом за ней, крепко обнимая ее и ощущая тепло ее тела. Лиз еще раз открыла глаза и увидела, какое счастливое и сонное у него лицо. Она тихонько улыбнулась, и глаза ее закрылись. А наутро, когда Берни проснулся, Лиз уже не стало. Она умерла во сне, лежа в его объятиях. И успела перед разлукой попрощаться с каждым из них. Он долго стоял, глядя на лежащую в постели жену. Трудно поверить, что она вовсе не спит. Сначала он попытался растормошить ее, взял за руку, притронулся к ее лицу… и наконец понял. Громкое рыдание вырвалось у него из груди. Он запер дверь в спальню изнутри, чтобы никто не мог туда войти, и распахнул окна, выходившие на море, а потом вышел из дому, тихо прикрыв дверь, и побежал. Он долго-долго бегал по пляжу, и ему казалось, что Лиз рядом, и они все бегут… и бегут… и бегут…

Вернувшись в дом, он отправился на кухню и увидел, что Трейси кормит детей завтраком. Он взглянул на нее, и она принялась о чем-то рассказывать и вдруг запнулась, догадавшись, что случилось, и посмотрела на него, а он кивнул. А потом Берни перевел взгляд на Джейн, сел рядом с ней, обнял ее и произнес слова, страшней которых она не услышит никогда в жизни, ни от него, ни от кого-либо другого. Никогда.

— Малышка, мамы больше нет…

— Как это нет? А где она? Опять в больнице? — Она высвободилась у него из рук, чтобы посмотреть ему в лицо, и вдруг все поняла. Она ахнула и заплакала, уткнувшись лицом в его грудь. И это утро запомнится им до самой смерти.

После завтрака Трейси повезла детей домой, в город, а в полдень в дверь постучали представители бюро похоронных услуг «Халстед». Берни остался один в доме, дожидаясь их. Вначале он не решался открыть дверь спальни, но потом все же отправился туда, взял Лиз за руку и прилег рядом с ней. Больше никогда не остаться им наедине друг с другом, больше никогда не лежать рядом в постели, и он пытался убедить себя, что и сейчас нет смысла цепляться за нее. Лиз уже нет. Но глядя на нее, целуя ее пальцы, он подумал, что она все же здесь. Лиз стала частичкой его души и сердца, его жизни. И он знал, что это навсегда. Услышав, как к дому подъехала машина из похоронного бюро, он отпер дверь и вышел навстречу работникам «Халстеда». Не в силах смотреть на то, как будут выносить ее тело, покрытое простыней, он пригласил одного из представителей бюро в гостиную и отдал ему распоряжения насчет похорон. Берни предупредил его, что вернется в город лишь в конце дня: ему нужно собрать вещи и закрыть дом. Работник бюро сказал, что все понимает, и оставил Берни свою визитную карточку. Они приложат все старания, чтобы облегчить его положение. Облегчить? Он потерял любимую, жену, мать своих детей, какое тут может быть облегчение?

По просьбе Берни Трейси созвонилась с доктором Йохансеном, а сам он переговорил по телефону с владельцем дома, сказав, что с завтрашнего дня освобождает его. Берни решил, что больше никогда не поедет на взморье, ему было бы невыносимо больно находиться там. Внезапно возникла масса мелких забот, но все это казалось ему ненужным. Представитель похоронного бюро все выспрашивал, какой гроб ему больше нравится — сосновый, металлический или красного дерева, и какую взять подкладку — розовую, синюю или зеленую, но какая, к черту, разница? Лиз умерла… всего три года… и теперь он потерял ее. Берни казалось, что сердце его превратилось в камень. Он побросал вещи Джейн в один чемодан, сложил одежду Александра в другой, выдвинул ящик комода и наткнулся на парики Лиз. Резко опустившись на стул, он расплакался. Такое ощущение, будто он вечно будет лить слезы, не в силах остановиться. Он посмотрел на море и, вскинув голову к небу, закричал: «За что, бог мой? За что?» Кровать их опустела. Лиз больше нет. Прошлой ночью она поцеловала его и поблагодарила за жизнь, которую они делили друг с другом и с детьми, а потом ее не стало, он не сумел удержать ее, хотя всеми силами пытался.

Собрав вещи, он позвонил родителям. Было два часа дня, и к телефону подошла его мать. В Нью-Йорке стояла страшная жара, от которой не помогали даже кондиционеры. Они условились с друзьями о встрече, и, услышав звонок, Руфь подумала: наверное, их что-то задержало и они решили предупредить.

— Алло.

— Мама, привет. — Внезапно на Берни накатил приступ малодушия, и он побоялся, что у него не хватит духу сказать ей о случившемся.

— Что-нибудь стряслось, дорогой?

— Я… — Он помотал головой, потом закивал и опять заплакал. — Я… хотел сообщить тебе… — Нет, он не сможет произнести этих слов. Как будто ему пять лет и весь мир вокруг него перевернулся… — Лиз… Ой, мама… — Он всхлипывал, как маленький, и Руфь тоже заплакала, слушая его. — Она умерла… этой ночью… — Берни не удалось больше ничего сказать. Лу стоял рядом с Руфью, встревоженно глядя на нее. Она махнула рукой.

— Мы сейчас же выедем к тебе. — Она посмотрела на часы, на мужа, на свое выходное платье, не переставая плакать, думая о женщине, которую так любил ее сын, о матери своих внуков. Ее не стало, просто уму непостижимо, и это жутко несправедливо. Ей не терпелось обнять Берни. — Мы вылетим первым самолетом. — Лу понял, что означают ее странные жесты, подошел к телефону и взял трубку у нее из рук.

— Сынок, мы очень тебя любим. Постараемся добраться до тебя как можно скорей.