Загадай желание - Веденская Татьяна

– Нет, этого не надо. Ей нельзя, – вмешалась Женька. – Ничего из еды не вези.

– Нельзя? А что с ней все-таки случилось? Чем она заболела?

– Пока что там только делают анализы, но сказали, что у нее диабет, – сообщила Женька и вздохнула.

Олеся же сначала испугалась немного, но потом испугалась еще больше. Диабет – это звучало страшно, и хотя она ничего не знала об этой штуке, помнила, как кто-то говорил ей, что диабет – чуть ли не чума двадцать первого века. Где же она это слышала?

– Эй! Алло! Ты еще тут? – Олеся услышала обеспокоенный голос Женьки.

– Какой кошмар.

– Это… это да. Слушай, она там тебе может рассказать кое-что… Не верь ничему, ладно? Или знаешь что – давай-ка я поеду вместе с тобой. Идет? – Голос Жени стал почему-то заискивающим.

Олесе было не до того, чтобы разбираться в оттенках голоса подруги. Они договорились встретиться рано утром возле метро, а уж там… потом поговорим, да?

– А Анна поедет? – спросила Олеся. – Я что-то до нее не могу дозвониться.

– Я тоже, – пожала плечами Женя.

– Это правда, что она уехала с поля с какими-то ирландцами?

– Похоже, что да, – заверила ее Женька, и на этом разговор был окончен. Решено было, раз так, ехать без Анны. Раз она недоступна.

* * *

Рейс Москва – Дублин занимает примерно семь-восемь часов, если с пересадкой, то даже больше. Плюс время ожидания в зеленой зоне, плюс таможня, получение багажа – на все вместе уходит полдня, не меньше. Двенадцать часов на то, чтобы укрепиться, стать сильнее и перестать рыдать при звуках шотландского рожка. Анна справлялась с задачей на три с плюсом. Лучше, чем могло быть. Хуже, чем она надеялась.

Анна не отвечала на звонки подруг, потому что пока не была готова объясняться с ними. Особенно, конечно, с Нонной. С Олесей объясниться было бы легче, в этом Анна была уверена. Олеся сама знала, что такое любить кого-то без памяти. Но даже с ней Анна пока что не была готова говорить. Рано.

Она решила для начала просто сосредоточиться на работе и ни о чем не думать. Она доехала до клиентки и подстригла ее, почти не думая о самолете, который уносил от нее любимого мужчину на сотни миль, через моря-океаны. «Почти» не считается, так как, укладывая волосы, Анна вдруг спросила у клиентки, не знает ли та, какая разница во времени между Москвой и Дублином.

– Не имею никакого понятия. А тебе зачем? – удивилась клиентка.

Анна встрепенулась и заставила взять себя в руки. Она поклялась не произносить вслух (и про себя тоже) такие слова, как Ирландия, Дублин, кельтский и особенно имени Матгемейн всуе. Также, на всякий случай, она постаралась не упоминать ничего шотландского, не думать о клетчатом и рыжем.

– Значит, ты решила его забыть? – поинтересовалась у Анны следующая клиентка.

С ножницами в руках Анна замерла над головой клиентки. Опасно! Оказывается, она уже полчаса рассказывала о том, как Матгемейн, наверное, уже ее забыл и что у него наверняка в каждом порту по девушке.

– В каждом аэропорту, – поправилась Анна. – Я не знаю, что делать. Зачем мне ложные надежды?

– Я никогда не видела настоящую любовь с первого взгляда, если честно, – призналась клиентка. – Да, симпатия может возникнуть и все такое. А вы с ним уже… ну, было что?

– Если ты хочешь сказать, что он уже получил свое и интерес его угас, то… да, угас, – кивнула Анна и густо покраснела.

А как еще себя чувствовать, если ты впервые занималась любовью после четырехлетнего перерыва? Никакой голос разума не достиг сознания Анны. В присутствии Матюши она теряла голову, без Матюши ей стало одиноко и пусто.

– Ну и ладно, не переживай. Ты только пальцем щелкнешь – к тебе с десяток таких же прибежит, – заверила ее клиентка. – Не жалей.

– Я не жалею, – покачала головой Анна, и это была правда от первой до последней буквы. Она не жалела ни об одной секунде, но теперь-то нужно было как-то жить дальше. Безумства кончились, началась проза жизни. Нужно было как-то выруливать дальше. Забавно, что самая главная проблема – что делать с Заступиным – не потревожила Анну до самого вечера, пока она не вернулась домой после долгого рабочего дня. Впервые за три дня, если не считать того сумасшедшего визита домой с ирландскими музыкантами, Анна увидела своих детей и свою свекровь. Бабушка Ниндзя стояла в коридоре, вытирала руки кухонным полотенцем и осуждала Анну всеми фибрами своей души.