Цветок Америки - Мессадье Жеральд

На постоялом дворе нашлись шахматы. Жанна и Франц Эккарт, оставив Жоашена и Жозефа играть на террасе при свете масляных ламп, ушли спать пораньше. Жанна провалилась в сладкий сон, который не удалось нарушить даже москитам. Правда, она догадалась накрыть лицо рубашкой.

На следующий день надо было идти в Колониальное бюро. Вилласер и Бракамонте, как и обещали, пошли вместе с Жанной, Франц Эккарт вызвался сопровождать их. Королевский интендант оказался надменным усатым щеголем; он вновь спросил, зачем сюда явились четверо французов. Жанна повторила то, что сказала губернаторскому чиновнику. Вилласер и Бракамонте воздали пылкую хвалу даме-судовладелице, обеспечившей безопасность их супругам и другим дамам во время страшного шторма. Интендант, несомненно, кое-что слышал о злоключениях «Ала де ла Фей», но ему еще не доводилось встречать даму-судовладелицу, которая вдобавок совершила плавание на собственном корабле и заслужила прозвище La Capitana.

— «Ала де ла Фей» принадлежит вам? — недоверчиво спросил он.

— Компания, основанная баронессой де л'Эстуаль, строит еще четыре корабля, — уточнил Бракамонте.

Вот так штука! Королевский интендант подкрутил усы и сбавил спесь. И даже стал любезен.

— Ваш визит для нас большая честь, — заявил он.

Собираются ли Жанна и ее спутники заняться коммерцией? Нет, ответила она, они приехали полюбоваться новыми владениями испанского короля, о которых толкует вся Европа. Хочет ли она поселиться здесь навсегда?

— Не знаю, — ответила Жанна. — Дела мои и большая часть семьи остались в Старом Свете. Не могу сказать, как долго удержат меня чары Эспаньолы.

Он притворно задумался, позвал секретаря и объявил о своем решении: баронесса де л'Эстуаль может поселиться в Каса-Нуэва-Сан-Бартоломе. Вилласер с Бракамонте дружно кивнули и, повернувшись к Жанне, объяснили, что это один из самых красивых домов на острове — лучше только у губернатора. Пятнадцать комнат с окнами на море, недалеко от порта Санто-Доминго. В ее распоряжение предоставят десять рабов, в том числе пять женщин. Ежемесячная плата составит сто семьдесят мараведи, что равно половине кастильского дуката или его французского эквивалента — старого экю.

Жанна была ошеломлена. Пятнадцать комнат с окнами на море и десять рабов за половину экю! Она поблагодарила королевского интенданта, тот величаво поклонился и пригласил ее на завтрашний ужин.

— Вы помогли мне провернуть выгодную сделку, — сказала она испанцам, когда за ними закрылась дверь.

— Жизнь здесь ничего не стоит, — ответил Бракамонте. — За пять мараведи вы можете пировать каждый день. Если только не будете покупать привозных товаров. За один окорок просят сто мараведи.

Францу Эккарту она призналась, что взяла с собой пятьсот экю.

— Я могла бы прожить здесь тысячу месяцев!

— Восемьдесят три года четыре месяца и десять дней, — с улыбкой отозвался он.

Решив для начала обратить в местные деньги два французских экю, Жанна зашла к меняле. Тот сразу отсчитал ей за них семьсот пятьдесят мараведи.

Почти на всем протяжении пути путешественников сопровождала желто-черная бабочка.

Целый караван тележек, рабов и людей двинулся с постоялого двора в Каса-Нуэва-Сан-Бартоломе по каменистым дорогам, мимо диких банановых деревьев и преисполненных тайны кустарников.

Дом возвышался на склоне холма, фасадом к морю, среди зарослей буйной растительности, которая не смела переступить только кромку пляжа, у самого подножия. Архитектура изысками не отличалась. Черный каменный цоколь служил основанием для толстых деревянных колонн и выбеленных известкой саманных стен с вентиляционным отверстием вверху. Все это венчала крыша из пальмовых листьев. Окна были прикрыты простыми ставнями, ибо на Эспаньоле стекла, естественно, отсутствовали, и даже промасленная бумага считалась роскошью. Позднее выяснилось, что ящерицы-агамы страстно полюбили эту бумагу. Вокруг всего дома располагалась просторная терраса. Пятнадцать комнат имели обстановку весьма скудную: примитивные кровати явно местной работы, пара стульев и табуреты. Дополнял меблировку стол на террасе. Ни одного камина — видимо, бесполезного в этом климате. На заднем дворе накрытый решеткой неровный прямоугольник из почерневших от огня камней указывал, что именно здесь готовят пищу. Три чугунка, печка и стопка тарелок в последней комнате свидетельствовали, что предыдущие обитатели хранили тут продукты.