Золотая шпага - Никитин Юрий Александрович

Николай хотел что-то возразить, но Засядько продолжал, повысив голос:

– Да, это ужасно! В самой маленькой деревушке есть церковный приход, а врача нет даже в уезде. А кто нужнее: священник или врач?

Николай закусил губу. Это было слишком.

– Да вы безбожник! А еще поговаривали, что после окончания кадетского корпуса хотели уйти в монастырь.

– Я безбожник не более, чем царь Петр, который снимал колокола с церквей. Надо спасать страну! Я разработал и отослал в столицу проект об обучении священников врачебному ремеслу. Врач души должен быть и врачом тела! Тем более что душа и тело связаны неразрывно, что бы там ни говорили… Религиозные посты очищают не только душу, но и тело – от пищевых ядов, поклоны – та же гимнастика для хребта… Нет-нет, это не кощунство! Священникам верят в народе, так пусть же они оправдывают это доверие полностью.

– Пастырь Божий должен заботиться лишь о спасении души, – отозвался Николай глухо. – Тело – это прах, тлен.

– В древние времена служители культа были врачевателями, – напомнил Засядько. – Даже сейчас у тунгусов шаманы лечат народ.

– Так то ж язычники! – воскликнул Николай возмущенно.

Засядько уклонился от ответа и продолжал уже мечтательно:

– И еще… Удалось бы ликвидировать ножницы…

– Ножницы? – не понял Николай.

– Да. Растущий разрыв между духовными интересами человека и плотскими.

Царь поморщился. Его покоробило само слово «плотскими». Засядько продолжал настойчиво:

– Раньше человек был гармоничнее. Взять Леонардо, Аристотеля, Ломоносова и многих других. Каждый из них сочетал в себе и художника, и ученого. А только поэты или только ученые показались бы им много потерявшими, ущербными людьми.

– Но ведь вы сами… – напомнил Николай осторожно.

– Да, стал плоской личностью. Хотя в детстве рисовал превосходно, сочинял стихи, имел способности к музыке… Все задавил в себе, чтобы не мешало заниматься основной деятельностью. А теперь чувствую, что многое потерял… Но вернемся к врачам-священникам. Ведь наше противопоставление души и тела бесчеловечно. Не говоря уже о том, что неверно.

– Как это неверно? – возразил Николай. – Тело смертно, а божественная душа бессмертна и ничего общего с телом не имеет.

– А как они друг на друга влияют! По себе знаю… И никакие авторитеты не убедят в обратном. Впрочем, оставим этот щекотливый вопрос. Зайдем с другой стороны. Мы живем в Европе, и Россия не будет пользоваться у соседних цивилизованных стран уважением, если с людьми будут обращаться хуже, чем со скотом. Ведь о домашнем скоте любой хозяин заботится!

– Крестьянство составляет основную массу, – согласился Николай неохотно. – Но вы представляете, как прореагирует духовенство, если мы передадим ему ваш проект? Да меня, как Пугачева,во всех церквах предадут анафеме! – Он засмеялся, стараясь шуткой разрядить напряженный разговор. – Нет-нет, это невозможно. Лучше поговорим о вашем проекте насчет торгового пути в Индию. Мне передали его из департамента, очень любопытная вещь. Главное – с расчетами, экономическими выкладками, обоснованием. Как вы это себе мыслите?

– Я все изложил в документах, – ответил Засядько устало. – Такой путь возможен и необходим. Я подробнейшим образом изучил карты и документы, которые мне любезно прислал Берг, да и со слов участников его обеих экспедиций в Среднюю Азию и его самого составил определенное суждение. С трухменцами мы поладим. Они сами извлекут немалую выгоду, когда через их страну польются два встречных потока товаров. И Европа станет пользоваться дорогой через Россию. Петр Великий прорубил окно в Европу, вы прорубите в Индию!

– А сколько войск потребуется для прокладки дороги?

Засядько был застигнут врасплох неожиданным во­просом.

– Полагаю… войск не понадобится. Мы не можем держать войска для охраны такой длинной дороги. Они себя не прокормят. Посылать отряды с караванами тоже накладно, не окупятся расходы. Даже простая экономическая выгода заставляет нас дружить с соседними народами.

Николай сидел насупившись, медленно шевелил ступнями на каминной решетке. Перспектива дружбы с соседями не прельщала. Другое дело – военная сила. Надежнее. Пусть ненавидят – лишь бы боялись.

– Удивляюсь я, Александр Дмитриевич, – наконец сказал он. – Такой опытнейший воин – и вдруг «мирным путем»… Это же не Европа, а дикари, магометанцы. С другой стороны, человек обычно ищет утешения в религии, а вы, наоборот, носитесь с идеей священников-врачей. Так что давайте разговаривать как правоверные христиане. Нехристей-трухменцев можно приручить… или примучить только силой оружия. Если с проектом все пойдет гладко, мы сразу же пошлем в эту Трухмению, или как там она называется, 2-ю армию. Так что не медлите, а я прослежу, чтобы проект прошел по инстанциям возможно быстрее.

– Спасибо, – ответил Засядько. – В конце недели отошлю дополненный и переработанный проект. Надеюсь, он будет внимательно рассмотрен.

Николай I уже отогрелся и поднялся.

– До свидания, Александр Дмитриевич. Желаю вам долгих лет жизни и отменного здоровья! Кланяйтесь супруге. Жаль, что она в Петербурге, был бы рад пообщаться с женой столь выдающегося человека.

«Черта лысого получишь нужный проект, – подумал ­Засядько. – Плевал на сон, посижу ночи, но получишь такие сведения, что отобьют охоту лезть к трухменцам. Недаром маркиз де Кюстин назвал тебя тюремщиком трети земного шара. А Россия – тюрьма, ключ от которой у тебя в кармане».

Император отбыл дальше, поездка была запланирована по Малороссии, прошло еще два дня, Засядько работал с картой, когда в комнату, постучав, сунул голову адъютант:

– Александр Дмитриевич! К вам гости.

Засядько недовольно бросил через плечо:

– Опять какой-нибудь царь?

Адъютант не принял шутки, по поводу царственных особ распускать язык опасно, ответил уклончиво:

– Вам лучше взглянуть самому.

Однако голос его был странно веселый. Засядько пожал плечами, вышел. Во двор как раз въезжала карета в сопровождении двух драгун. Драгуны быстро покидали седла, бегом вели коней к коновязи. Лакей соскочил с запяток, быстро подставил лесенку, распахнул дверцу.

Сердце Засядько забилось сильнее. Знакомый ли запах, ощущение чего-то необычного, но шаг его ускорился, и к карете почти бежал.

Сопровождавший карету офицер хотел было подать руку даме, что в глубине кареты поднялась с сиденья, но Засядько нетерпеливо оттолкнул его, и Оля со счастливым смехом упала в его объятия. Он подхватил на руки и закружил, держа на весу. Ее платье развевалось, она прижалась к его широкой груди, такой сильной и надежной, где билось большое и любящее сердце.