Сорок пять - Дюма Александр

– Сир, быть должным и платить… – заметил Шико.

– Ты прав, задолжать и расплатиться – две различные вещи, друг мой. Так что, по-твоему, со мной так и не расплатятся?

– Боюсь, что так.

– Черт побери! – произнес Генрих.

– И, говоря откровенно… – продолжал Шико.

– Ну?

– Говоря откровенно, это будет правильно, сир.

– Правильно? Почему, друг мой?

– Потому что вы, женившись на принцессе из французского дома, не сумели выполнить свое ремесло короля, не сумели добиться, чтобы вам сперва выплатили приданое, а затем передали крепости.

– Несчастный! – сказал Генрих с горькой улыбкой. – Ты что же, забыл уже о набате Сен-Жермен-л'Оксерруа?^[60] Сдается мне, что любой новобрачный, которого намереваются зарезать в его брачную ночь, станет больше заботиться о спасении жизни, чем о приданом.

– Ладно! – сказал Шико. – Ну, а после?

– После? – спросил Генрих.

– Да. Сейчас у нас, кажется, мир. Так вот, надо было вам воспользоваться мирным временем и заниматься делами. Надо было – простите меня, сир, – не ухаживать, а вести переговоры. Это не столь занятно, я знаю, но более выгодно. Я говорю так, имея в виду не только ваши интересы, но и интересы короля, моего повелителя. Если бы в лице Генриха Наваррского Генрих Французский имел сильного союзника, он был бы сильнее всех, и если допустить, что католиков и протестантов могут объединить общие политические интересы, хотя бы потом они снова начали спорить по вопросам религии, католики и протестанты, то есть оба Генриха, привели бы в трепет все и вся.

– О, я-то, – сказал смиренно Генрих, – вовсе не стремлюсь приводить кого-либо в трепет, лишь бы мне самому не дрожать… Но, знаешь, Шико, не будем больше говорить об этих вещах, которые меня так волнуют. Кагор мне не принадлежит – ну что же, я без него обойдусь.

– Нелегко это, мой король.

– Что ж делать, раз ты сам полагаешь, что Генрих мне его никогда не отдаст.

– Я так думаю, сир, я даже уверен в этом, и по трем причинам.

– Изложи мне их, Шико.

– Охотно. Первая состоит в том, что Кагор город богатый, и король Франции предпочитает оставить его себе, вместо того чтобы кому-нибудь отдавать.

– Это не очень-то честно, Шико.

– Это по-королевски, сир.

– А по-твоему, забирать себе все, что вздумается, – это по-королевски?

– Да, это называется забирать львиную долю, а лев – царь зверей.

– Я запомню то, что ты мне сейчас сказал, мой славный Шико, на случай, если стану когда-нибудь королем. Ну, а вторая причина, сынок?

– Вот она: государыня Екатерина…

– Она, значит, по-прежнему вмешивается в политику, моя добрая матушка Екатерина? – прервал Генрих.

– По-прежнему. Так вот, госпожа Екатерина предпочла бы видеть свою дочь в Париже, а не в Нераке, подле себя, а не подле вас.

– Ты так думаешь? Однако она отнюдь не испытывает к своей дочери особо пылкой любви.

– Нет. Но госпожа Маргарита является при вас как бы заложницей.

– Ты просто тончайший политик, Шико. Черт меня побери, если мне это приходило в голову. Но возможно, что ты и прав: да, да, принцесса из французского королевского дома при случае может оказаться заложницей. И что же?

– Так вот, сир, чем меньше средств, тем меньше удовольствий. Нерак очень приятный город, с прелестным парком, в котором аллеи – как нигде. Но без денег госпожа Маргарита в Нераке соскучится и начнет жалеть о Лувре.

– Первая твоя причина мне больше нравится, Шико, – сказал король, тряхнув головой.

– В таком случае я назову вам третью. Существует герцог Анжуйский, который добивается какого-нибудь трона и мутит Фландрию; существуют господа де Гизы, которые тоже жаждут выковать себе корону и мутят Францию; существует его величество король Испании, который хотел бы попробовать всемирной монархии и баламутит весь свет. Так вот, среди них вы, государь Наварры, вы, как весы, обеспечиваете известное равновесие.

– Что ты? Я – не имеющий никакого веса?

– Вот именно. Поглядите на швейцарскую республику. Если вы станете могущественны, то есть приобретете вес, все нарушится, вы уже не будете противовесом.

– О, вот эта причина мне очень нравится, Шико, удивительно логично она у тебя выведена. Ты и вправду ученейший человек, Шико.

– Да уж, правду говоря, сир, делаю, что могу, – сказал Шико; несмотря ни на что, похвала ему польстила, и он доверился королевскому благодушию, к которому не был приучен.