Басилевс - Гладкий Виталий Дмитриевич

Ксено ее роль на этом пиршестве тяготила. Она старательно изображала радушие, иногда смеясь над удачной остротой, но большей частью исполняла роль виночерпия, с самой обворожительной улыбкой наполняя чаши гостям. Ей до смерти хотелось побыстрее их упоить и отправиться домой, чтобы смыть с себя зверино-мускусный запах угрюмых и неразговорчивых варваров с манерами оголодавших хищников. Но, похоже, хмель на них почти не действовал. Единственным следствием многократно осушенных чаш оказался непомерно возросший аппетит варваров. Они уничтожали все подряд: и запеченных в тесте фазанов, и ароматный скифский сыр, и фаршированную зайчатину, и кабаньи окорока, и дивные персидские сладости, и пироги с рыбой. Ксено едва сдерживала брезгливую мину, наблюдая за тем, как сарматы чавкали, пожирая политую соусом оленину – редкий деликатес, достойный самого изысканного гурмана.

Иногда красавица замечала красноречивые взгляды Савмака. В такие мгновения в нее вселялся дух противоречия – она начинала смеяться, расточать любезности довольно симпатичному Ардабеврису, от чего сармат, немного понимавший эллинский язык, расплывался в глуповатой ухмылке и бесцеремонно поглаживал гетеру по упругим бедрам. Негодующий Савмак, в душе которого бушевал пожар, отворачивался к Митридату-Дионису и, старательно маскируя глубоко уязвленное мужское самолюбие, как ни в чем не бывало продолжал степенный разговор со своим другом. Раздосадованная Ксено какое-то время продолжала проявлять искусственно подогретый интерес к алану, но затем, задетая за живое мнимым безразличием к своей персоне со стороны Савмака, довольно бесцеремонно осаживала все больше и больше распаляющегося варвара.

К сожалению, гордая прелестница не учла некоторых особенностей быта сарматов. Что, впрочем, извинительно – о нравах и обычаях жестоких и могущественных воителей в те времена было известно очень мало, так как только редкие смельчаки отваживались водить караваны в их кочевья, а тем россказням, больше похожим на небылицы, которыми потчевали на городской агоре и на эмпориях заезжие суесловы, весьма просвещенные пантикапейцы не верили. Все дело в том, что у аланов, чьи женщины до замужества воевали наравне с мужчинами, именно такое поведение – грубоватое и даже жесткое – считалось признаком особого благоволения к противоположному полу. А потому Ардабеврис, нимало не сомневаясь в своих мужских достоинствах и благосклонности Ксено, подогрев себя еще несколькими чашами неразбавленного родосского, неожиданно поднял на руки красавицу и пошел во внутренние покои дворца, куда, как успел заметить его острый проницательный взгляд, уже направилась не одна влюбленная пара.

Негодующие крики и звуки хлестких пощечин, которыми разъяренная Ксено награждала незадачливого любовника, застали Савмака на пороге андрона – измученный ее холодной надменностью и безразличием к его чувствам, он решил незаметно покинуть веселое общест-во, чтобы предаться в уединении скорбным размышлениям. Завидев девушку в объятиях сармата, скифский царевич, расшвыряв по пути замешкавшихся сотрапезников, в мгновение ока очутился возле радостно гогочущего алана – Ардебеврису ярость Ксено казалось увлекательной любовной игрой.

Изумленный неожиданным препятствием сармат тупо уставился на юношу, загородившего выход. В андроне воцарилась напряженная тишина. Савмак, бледный, как полотно, тихо сказал:

– Оставь ее…

Воспользовавшись временным замешательством алана, Ксено с не женской силой рванулась, выскользнула из его поистине медвежьих объятий, и, сгорая от стыда, поспешила спрятаться среди ошеломленных гетер. Проводив ее все еще непонимающим взглядом, Ардабеврис, медленно наливаясь пьяным гневом, обернулся к Савмаку.

– Уйди с моей дороги, сын мула, иначе я расшибу твою глупую башку, – прошипел он, буравя юношу налитыми кровью глазами.

– Только твой посольский сан, сармат, удерживает меня от достойного ответа на оскорбление, – с удивительным, пугающим спокойствием процедил сквозь зубы Савмак.

Они говорили на смешанном скифо-сарматском наречии, бытовавшем на берегах Данаприса. Ардабеврис сразу признал в юноше исконного врага своего рода, одного из сколотов-пилофириков, объединившихся под началом Скилура и не пустивших сарматские племена в благодатную Таврику. И от этого обычно сдержанный алан на какой-то миг потерял голову.

– Прочь! – Ардабеврис попытался двумя руками оттолкнуть Савмака.