Сорок пять - Дюма Александр

И действительно, в едва брезжившем рассвете можно было видеть, как целые стаи кроншнепов и голубей рассекают пространство в торопливом испуганном полете, и в ночи, когда обычно в воздух поднимаются только безмолвные летучие мыши, этот шумный перелет, подхлестываемый резкими порывами ветра, казался зловещим для слуха и завораживал взгляд.

Дама ничего не ответила. Она уже была в седле и сейчас, не оборачиваясь, пустила коня быстрым аллюром. Но лошади обоих всадников – ее и Реми – были изнурены двумя днями почти непрерывной езды. Анри то и дело оборачивался и, видя, что они не поспевают за ним, всякий раз говорил:

– Глядите, сударыня, насколько моя лошадь опережает ваших, хоть я и сдерживаю ее обеими руками. Ради всего святого, сударыня, я уже не прошу разрешения держать вас, усадив на своего коня, но предоставьте мне свою лошадь, а сами возьмите мою.

– Благодарю вас, сударь, – неизменно отвечала незнакомка, все тем же спокойным голосом, в котором нельзя было уловить ни малейшего волнения.

– Сударыня, сударыня, – воскликнул вдруг Анри, бросив полный отчаяния взгляд вспять. – Вода настигает нас. Слушайте! Слушайте! – Действительно, в эту минуту раздался ужасающий треск: то плотина ближнего поселка не выдержала напора воды. Бревна настила, насыпи – все поддалось бешеному натиску, и вода уже хлынула в ближнюю дубовую рощу; было видно, как сотрясаются кроны деревьев, было слышно, как жалобно скрипят ветки, словно рой демонов быстро проносился в их пышной листве.

Вырванные с корнем деревья бились о колья, деревянные части разрушенных домов качались на воде, отдаленное ржанье и крики людей и лошадей, уносимых наводнением, сливались в целый концерт звуков, таких странных и мрачных, что дрожь, сотрясавшая Анри, передалась и бесстрастному, окаменевшему сердцу незнакомки.

Она пришпорила коня, а тот и сам, чуя грозную опасность, делал отчаянные усилия, чтобы избегнуть гибели.

Между тем вода все надвигалась и надвигалась, и стало ясно – через каких-нибудь десять минут она настигнет путников.

Анри поминутно останавливался, поджидал своих спутников и кричал им:

– Ради бога, сударыня, скорей, вода гонится за нами, она уже совсем близко, вот она!

Действительно, вода уже настигала их, – пенистая, бушующая, она, словно перышко, смела домик, где Реми нашел убежище для своей госпожи, как соломинку, подхватила лодку, привязанную к иве на берегу ручья, и, величественная, могучая, свиваясь и развиваясь, подобно неудержимо скользящей вперед исполинской змее, зловещей громадой надвигалась на Реми и незнакомку.

Анри крикнул от ужаса и кинулся к воде, словно желая сразиться с ней.

– Неужто же вы не видите, что погибли? – в отчаянии завопил он. – Сударыня, может быть, есть еще время, сядьте вместе со мной на мою лошадь!

– Нет, сударь! – ответила она.

– Еще минута, и будет поздно. Оглянитесь, оглянитесь!

Дама оглянулась, вода была уже в каких-нибудь пятидесяти шагах от них.

– Да свершится мой удел! – сказала она. – А вы, сударь, спасайтесь, бегите отсюда.

Лошадь Реми в полном изнеможении рухнула на передние ноги, и все усилия седока заставить ее подняться оказались напрасны.

– Спасите мою госпожу! Спасите даже против ее воли! – закричал Реми.

В ту же минуту, пока он старался высвободить ноги из стремян, масса воды, словно каменное сооружение, обрушилась на голову верного слуги.

Увидев это, его госпожа издала душераздирающий вопль и соскочила со своего коня, решив умереть вместе с Реми.

Но Анри, разгадавший ее намерение, тоже мгновенно спешился; правой рукой он охватил ее стан, снова вскочил со своей ношей в седло и стрелой помчался вперед.

– Реми! Реми! – кричала дама, простирая к нему руки. – Реми!

Ей ответил чей-то крик. Это Реми вынырнул на поверхность и с той несокрушимой, хотя и безумной надеждой, которая до конца не оставляет погибающего, плыл, ухватясь за бревно.

Мимо Реми проплыла его лошадь, с отчаянием загребая передними ногами, вода уже покрывала лошадь его госпожи, а всего в двадцати шагах от воды Анри со своей спутницей уже мчались на обезумевшем от ужаса третьем коне.

Реми уже не сожалел о своей жизни, – ведь, умирая, он надеялся, что та, кто была для него всем на свете, будет спасена.

– Прощайте, сударыня, прощайте! – крикнул он. – Я ухожу первый и передам тому, кто ждет нас обоих, что вы живете единственно ради…