Золотая шпага - Никитин Юрий Александрович

Мавильон подпрыгнул, глаза стали дикими. Пальцы обеих рук вытянулись к горлу русского офицера.

– Что вы знаете? Говорите!

– Я не знаю, о чем вы спрашиваете, – ответил Засядько резко. Он отступил, но уперся спиной в штыки гренадеров.

Мавильон взмахом руки услал солдат за дверь. Оставшись наедине, проверил, насколько плотно закрыта дверь. Когда обернулся к Засядько, лицо его было искажено горем и страданием.

– Вы что-то знаете! Иначе бы не спрашивали о женщине, которую даже не видели.

– Я мог слышать, – ответил Засядько как можно спокойнее, но по спине пробежал холодок недоброго предчувствия.

– Да? Впрочем, даже солдаты смакуют сплетни. Виданное ли дело, жена приезжает к любящему мужу в действующую армию!

– Что с нею? – спросил Засядько тихо.

– Она… она умерла.

Засядько ощутил, как его обдало холодом с головы до ног. Непослушными губами проговорил:

– Как это… случилось?

– Не знаю! – рявкнул Мавильон. Бледное лицо пошло красными пятнами. – Почему-то ночью она оказалась в левом крыле крепости. Де Артаньяк помещался там. Очевидно, они из-за чего-то поссорились… но ума не приложу!.. Как могли?.. Почему вдруг она схватила со стола нож и воткнула де Артаньяку в живот? Да еще так… с такой силой…

– А что говорит сам де Артаньяк?

– Сейчас он в бреду. А тогда успел сказать, что для него самого все непонятно. Врет, конечно. Но я не понимаю, чего именно недоговаривает!

Он с силой опустил кулаки на стол. Лицо было искажено страданием. Уголки рта подергивались, в глазах заблестела влага. Засядько стало жаль ветерана наполеоновских походов. Сказал осторожно:

– А если узнаете?

– Господин прорицатель! – рявкнул Мавильон. – Я не верю в чудеса, которые происходят в моем присутствии. Но если вы хоть как-то раскроете тайну… Я начинаю думать бог знает что! Вплоть до государственной измены, заговора против особы государя императора…

Засядько покачал головой:

– Все гораздо проще. Я заметил на груди де Артаньяка медальон. Вы заглядывали в него?

Комендант ощетинился:

– Это недостойно офицера! Вообще недостойно. Я не тот человек, который сует нос в личные вещи!

– Даже если это очень важно?

– Все равно, – ответил Мавильон жестко. – Есть вещи, через которые порядочный человек никогда не переступит. Да и у вас нет доказательств, что в том медальоне раскрытие тайны. А пятно на совесть я положу!

Засядько сказал задумчиво:

– Вы правы. Но озарения бывают… пусть даже нелепые. Мне вот сейчас было видение: вы и ваш помощник беседуете о делах защиты крепости, входит слуга, вы… простите, но таково было видение, тайком от своего помощника наливаете в кружку вина и хлещете за его спиной… а тот тем временем тайком принимает от слуги какую-то записку.

Он наблюдал, как гневно расширялись глаза Мавильона. Он набрал в грудь воздуха, раздулся как петух, но затем грудь опала, словно сбоку пробили дыру. Лицо побелело еще больше.

– У вас… такое видение?

– Да. И тайна, как мне показалось, в том медальоне. Или хотя бы часть тайны.

Да, или хотя бы часть тайны, подумал он. Неужели этот мерзавец не отдал ей противоядие? Значит, уже успела надоесть, а такой способ отвязаться – самый действенный. Вряд ли она бросится к мужу с признаниями, в надежде, что тот силой вырвет у помощника спасение для неверной жены! Действовал наверняка. Только не учел ее тигриный характер. Зная, что умирает, возможно, уже почувствовала первые симптомы, она решила и его взять с собой.

В ад.

В отсутствие Мавильона его перевели в главный зал замка. Слуги накрыли на стол, Засядько застонал, увидев исходящую паром жареную курицу, покрытую коричневой корочкой. Перед ним поставили запыленную бутылку и бокал из темного серебра. Засядько смахнул пыль и паутину, узнал темное красное вино. Похоже, слуги тоже знают дорогу в подвал, где ночью побывала Франсуаза.

– Позвольте? – спросил слуга. Он взял бутылку из рук русского полковника.

Засядько покачал головой:

– Ночь кончилась.

– Простите?

– Утро, – объяснил Засядько. – Ясное утро! Я хочу иметь такую же ясную голову.

Слуга почтительно наклонил голову. В глазах его не было и тени узнавания, но Засядько понимал, что тот узнал в нем человека, который прятался за портьерой в кабинете Мавильона.

Комендант крепости явился чернее грозовой тучи. Не глядя прорычал:

– Все подтвердилось, будь вы прокляты!

– Он еще жив? – спросил Засядько.

– И здесь дьявол вам помог. Он умер в предсказанный вами срок!

– Дьявол умер?

– Мой помощник! – прорычал Мавильон.

Засядько сказал сочувствующе:

– Красивая вы нация, французы. Даже дьявол у вас помощник… Вы под обстрелом тяжелых орудий пьете хорошее вино, острите. А любовники умирают друг у друга в объятиях! Как жаль, что после этой войны верх возьмут угрюмые немцы, сонные британцы и богомольные русские…

Это вернуло взбешенного коменданта в реальный мир. Потеря двух людей: жены, с которой был в браке несколько лет, и помощника, что хоть и был прислан из Генштаба, но сумел стать незаменимым, – не должна отразиться на судьбе крепости и вверенного ему гарнизона солдат.

– Война еще не проиграна, – огрызнулся он. – Мы верим в гений императора!

– И все же проследите, чтобы условия сдачи выполнялись, – попросил Засядько. – Пруссакам только дайте повод! Ведь для них вы – захватчики. Да и моя шкура мне еще понадобится.

Через несколько дней Засядько снова вызвали в Генеральный штаб. Там уже собрался генералитет, все были в парадной форме. В центре находился дородный мужчина в мундире высшего офицера генерального штаба прусской армии. Александр узнал полковника барона Мюфлинга, с которым уже приходилось встречаться по делам службы.

Мюфлинг с интересом повернулся к Засядько:

– Так это вы наш национальный герой? Поздравляю! Мой король просил договориться о сдаче крепости на любых условиях, лишь бы французы убрались из страны, а вы каким-то образом принудили их к капитуляции. Пруссия получила Торн в полной сохранности, к тому же уцелели склады с оружием и продовольствием. Мы не забудем, кому обязаны! – Он крепко пожал руку Александру, отступил на шаг и торжественно провозгласил: – Его королевское величество король Пруссии Фридрих-Вильгельм Третий приглашает героя Торна на торжественный прием в честь взятия крепости.

Александр поклонился:

– Польщен. Если мое командование не будет против…

– Не будет, – засмеялся Мюфлинг. – Клянусь престолом короля, еще как не будет!

– Ну, тогда, я полагаю, мне останется только сшить себе парадный костюм.