Сын Портоса - Дюма Александр

— Что-нибудь в таком роде можно сделать, — согласился Жоэль, — но…

— Что «но»? — взорвался заключенный. — Неужели вы откажете несчастному, у которого нет никакой надежды, кроме вас, спасти ни в чем неповинную девушку от бесконечных горестей?

— Раз уж вы так настаиваете, — ответил Жоэль, против воли растроганный, — я выполню вашу просьбу.

— Сделайте это, ради всего, что вам дорого!

— Довольно, — прервал бретонец, подумав Авроре. — Дайте мне медальон.

— Вы обещаете возвратить его мне или передать девушке?

— Я обещаю сделать все, что в моих силах.

— Небо подсказывает мне довериться вам. Вы передадите медальон, не взглянув на его содержимое?

— Он надежно заперт.

— Ну, замок ведь можно взломать…

— За кого вы меня принимаете? — запротестовал сын Портоса, возмущенный подобным предположением.

— Простите меня — я был несправедлив, несчастья сделали меня недоверчивым. Возьмите медальон, но прячьте его от чужих глаз.

— Можете в этом не сомневаться. Я буду носить его на шее под одеждой. Но как имя вашей дочери? Куда я должен отнести или послать эту вещь?

— Мою дочь зовут Тереза Лесаж, она живет в середине улицы Булуа и ведет дела под прозвищем Гадалки или Предсказательницы — это наше наследственное ремесло.

Следовательно, речь шла о прорицательнице, которую маркиза де Монтеспан и две ее спутницы посещали в тот самый вечер, когда Жоэль служил им провожатым. Но он не знал ни улицы, куда они ходили в столь поздний час, ни причины их визита туда, поэтому сказанное заключенным оставило его равнодушным.

— Я запомню. Вполне вероятно, что меня не станут обыскивать, так как не подозревают в краже государственных тайн.

— О, сударь! — воскликнул его собеседник несколько фальшивым тоном. — Если я или моя Тереза сможем когда-нибудь отблагодарить вас…

— Я заранее освобождаю от уплаты долга и вас и вашу дочь. Только если ваш план на сегодняшнюю ночь увенчается успехом, на что я искренне надеюсь…

— Будьте спокойны; если мне удастся освободиться, я найду способ увидеть вас и получить медальон назад.

В этот момент послышался голос тюремщика:

— Прогулка окончена — все спускайтесь вниз!

Наш герой протянул заключенному руку.

— Мы должны расстаться, — сказал он. — Желаю удачи! Перед сном я помолюсь за ваш успех.

Лицо старика исказилось.

— Вы счастливее меня, — с горечью промолвил он, — так как еще можете молиться и спать. Благодарю за честь, — добавил заключенный, отказываясь от рукопожатия, — но не раньше, чем мы встретимся вновь.

— Боюсь, что это будет в ином мире, — серьезно ответил Жоэль, — ибо, по-моему, тень смерти витает над нами обоими.

Номер 141 иронически пожал плечами.

— Как вам будет угодно, — с усмешкой отозвался он. — Но вы хороший человек, а я великий грешник, и потому не думаю, что нам удастся повстречаться в раю.

Несмотря на уверенность Жоэля в своей способности заснуть, он, когда наступила полночь, еще не сомкнул глаз: разговор с отцом Терезы Лесаж отогнал от него сон.

Не то, чтобы его очень заинтересовал номер 141; хитрое и двусмысленное выражение лица заключенного произвело неприятное впечатление на нашего героя, распознавшего в ловком плуте отпетого негодяя. Все же, думая об опасностях, которым будет подвергаться этот несчастный, желая увидеть дочь и обрести свободу, Жоэль не мог не испытывать к нему сочувствия и не молиться за успех предприятия, в которое пустился его загадочный товарищ по несчастью, ибо в храбрости, по крайней мере, тому нельзя было отказать.

Снаружи буря бушевала все сильнее. Ветер завывал вокруг старой башни, точна стая диких зверей. Ливень уныло и монотонно барабанил по стенам. Большие часы крепости пробили полночь, напоминая заключенным о неуклонном сокращении их пребывания здесь.

Жоэль не отрывал глаз от отверстия в стене на расстоянии фута над койкой, казавшегося пятном света в сплошном мраке. Внезапно его частично заслонило чье-то тело — это заключенный спускался из камеры, расположенной выше.

В этот момент буря с новой силой обрушилась на стены. Казалось, что она хочет вырвать из земли старую крепость и умчать ее на своих крыльях, словно кровельную дранку с крыши.

Губы Жоэля шептали молитву, которую произносят бретонские моряки во время шторма. Прошло несколько минут, длинных, как столетия, когда сквозь шум урагана прозвучал треск ружейного выстрела. Поднялась суматоха, как будто в тюрьме все проснулись; слышались топот ног и крики: «К оружию!»