Сын Портоса - Дюма Александр

Когда приходила ночь, Жоэль бросался на койку и закрывал глаза, но ему удавалось лишь слегка вздремнуть: странные видения преследовали его. Лишь под утро он крепко засыпал, видя бессвязные сны. У него вырастали крылья, словно у птицы или летучей мыши, и он вылетал из окна, но, уже паря над наружной стеной, падал в бездонную пропасть, или же в него стреляли, и он просыпался с колотящимся сердцем и вспотевшим лбом.

Проснувшись, Жоэль начинал бродить взад-вперед по камере, как медведь в клетке, покуда, утомленный, не садился на табурет, вопрошая Бога и людей, что же он такого сделал, за что первый покинул его, а вторые так дурно с ним обращаются.

Однажды, когда Жоэль проводил таким образом время, в коридоре послышался шум. Солдаты взяли оружие на караул, шаги приблизились к двери, ключ повернулся в замке, засовы были отодвинуты, и в камеру вошел майор дю Женка.

Он исполнял обязанности коменданта, ожидая королевского назначения на этот пост, остающийся вакантным после смерти его предшественника. Совершая ежемесячный обход, майор спросил, имеются ли у заключенного какие-нибудь жалобы.

— Мне ничего не нужно, кроме четкого объяснения того, что со мной будет, — ответил сын Портоса. — Неведение, в котором я пребываю относительно своей судьбы, крайне жестоко.

— Таково и мое мнение, — подтвердил майор, — и я намерен написать господину Ларейни с просьбой отдать распоряжения, касающиеся вас. Министр полиции, возможно, посоветуется с королем, и как только придет ответ, я поспешу сообщить его вам.

— Надеюсь, ответ прибудет скоро, и я смогу выйти из этой тюрьмы, пребывание в которой стало для меня ежедневной пыткой! Я жажду каких угодно изменений, пусть даже я окажусь между священником и палачом.

— О, сударь, думаю, что дело не дойдет до такой крайности, — запротестовал майор. — Король не станет ради вас воздвигать эшафот, подобный тому, на котором сложил голову благородный Бутвиль.^[48] Он может попросту забыть о том, что вы находитесь здесь.

«Забыть обо мне, как об отравителе Лесаже», — содрогнувшись, подумал Жоэль и добавил вслух: — Но я как раз не хочу, чтобы это произошло.

— Сударь, вопрос не в том, что хотите вы, а в том, что желает король, — заметил майор.

— Ну, — возразил наш герой, — король ошибается, если считает, что оказывает мне милость, оставляя торчать в этой дыре вместо того, чтобы отрубить голову.

— В дыре? — обиженно переспросил майор и продолжал: — Король никогда не ошибается. Я буду иметь честь сообщить вам его решение, когда оно придет. — Он поклонился узнику, а затем удалился вместе с четырьмя мушкетерами, служившими ему охраной, и тюремщиком.

Бессильно опустившись на табурет, заключенный устремил безжизненный взгляд на дверь, которая со стуком, показавшимся ему похоронным звоном, захлопнулась за всеми его надеждами. В отчаянии Жоэль начал думать о покойной матери и о возлюбленной. Ему пришли на ум истории о знаменитых узниках Бастилии. Почти всем были известны их преступления. Но этот старик, встреченный им на прогулке, поседел здесь, не имея друзей, которые молили бы короля и министров о его освобождении! Так почему же за сорок лет он не сделал ни одной попытки бежать?

«Мне кажется, — подумал Жоэль, — что за сорок лет я бы уже сорок раз попробовал выбраться отсюда. А почему бы не начать теперь же?»

У него не было друзей, ни истинных, ни мнимых, которые могли бы передать ему орудия бегства, как павшему жертвой предательства Лесажу, но он мог, выломав решетку, превратить ее в инструмент.

Жоэль тотчас же приступил к обследованию камеры. Дверь представляла собой дубовую доску толщиной в три фута, окно защищала двойная решетка, толщина стен достигала четырех футов. Все это не внушало больших надежд. Он попытался встряхнуть дверь, количество засовов и задвижек на которой свидетельствовало о ее прочности. С внутренней стороны не оказалось ни единой шляпки гвоздя, так что избавиться от засовов не представлялось возможным. Жоэль попробовал встряхнуть оконные решетки, но те глубоко сидели в каменных гнездах. Он простучал стены, но они повсюду отзывались одинаковым звуком, подтверждавшим их крепость.

Лом мог бы справиться с дверью, напильник — с окнами, а кирка — со стенами, но у Жоэля не было даже напильника Лесажа.

Несмотря на всю свою отвагу, наш герой почувствовал отчаяние и страх, что лишится рассудка; хриплый, безумный смех вырвался из его груди. Но постепенно он успокаивался и спустя месяц казался примирившимся со своим заключением. Однако в действительности Жоэль придумал план, простота и легкость осуществления которого была достойна его отца, Портоса, также способного изобрести нечто подобное, хотя он и был вынужден согласиться со своим другом д'Артаньяном, что сила у него не в голове.