Красное колесо. Узел III. Март Семнадцатого. Том 2 - Солженицын Александр Исаевич

Две революционных ночи пролежав на столах, Милюков был сильно помотан и, как все, очень нуждался в отдыхе в полночь третьей ночи. Но и, как никто среди думцев, он сознавал ответственность наступившей минуты – для целой новой русской эпохи. Да и для себя самого. Поэтому требовалось собрать всё упорство – а у него невиданное было упорство! – чтобы пересилить депутатов Совета преимуществом своего ума и опыта.

Из присутствующих думцев никто не мог быть ему союзником в переговорах. Родзянко – лучше б вообще ни на слово не встревал, его время кончилось. Некрасов – хищно высматривает, а способен только на подножку. Шидловский – подставная фигура, ноль. Шульгин – имеет остроту, но выдержки у него нет, да и правый, чужой. Незаменим был бы Маклаков – но нет его тут, и не надо. (Маклаков убыл в министерство юстиции комиссаром – направить первые законы революции).

Да никто и не мог и не должен был быть коллегой Милюкова в таких переговорах. Он один и должен был встретить их, сколько пришло, и один перемолоть.

Итак, вслух между собой не готовились, а вся подготовка шла в голове Милюкова. Он ожидал сильного напора, даже их прямой попытки захватить все правительственные места. Ещё с Пятого года он знал, как трудно вести переговоры с левыми, как они настойчивы и бескомпромиссны. Но и Милюкову не было равного в аподиктическом диалоге.

Вошли. Четверо. Сонный истомлённый охрипший Чхеидзе, спотыкаясь на ровном полу, – он тоже был член думского Комитета, но все дни избегал их как чумы, сюда не приходил, а только видели его оратором над войсками. Рослый красивый Нахамкис-Стеклов, плотный низенький Соколов. И – но не и, а раньше их всех, как мальчик впереди взрослых, – тщедушный острый бритый Гиммер-Суханов. Бритый или не росло, шли голые взлизины мимо крупных ушей и высоко на темя, а ещё выше, как сдвинутый назад парик, сидела на нём полсть плотно скатанных серых волос.

Кроме Чхеидзе, все не скрывали важности и удовольствия прийти сюда и вот обмениваться рукопожатиями с Думским Комитетом. Но Гиммер – особенно преобразился. Нельзя было узнать в нём того вертлявого субъекта, который попадался им в коридорах, иногда любил налезть с дерзкой репликой, а то всё время выведывал что-нибудь или сообщал, – теперь при той же фигурке, при той же заострённости в чертах лица и поворотах головы, – это был важный многозначительный дипломат, с особой рассчитанной церемонностью пожимающий руку или наклоняющий голову.

Пришедшие важно расселись на стульях, а для Чхеидзе нашлось кресло, он ослабло опустился туда и больше не существовал.

Не придумали, как начать, а тут ещё и рассадка вышла неудобная для переговоров, – и так не оказалось ни председателя, ни процедуры, а затеялся общий неторопливый – в половине первого часа третьей бессонной ночи! – разговор: как вообще идут дела в городе. He произносилось великое слово «революция» или какое другое значительное, а просто: как идут дела в Петрограде, вот – столкновения, недоразумения, эксцессы, вот развал в запасных полках, насилия над офицерами. Да это – не безразличная попалась тема, но самая удобная для думцев. Им – вот это и нужно было как раз от Совета депутатов, припугнуть, советских и понудить их же обуздать стихию.

Но – не это нужно было Совету! И видя, что беседа опасным образом пошла на распыление и затемнение центральных вопросов, – Гиммер резко завертелся и объявил, что желает получить слово. Некому было дать, но некому и не дать, вовремя было заявлено – и слово началось.

Милюков не ожидал, что его противники будут до такой степени умно и тактично говорить. Для связи с предыдущим, но как о малозначимом, Гиммер сказал, что борьба с анархией – одна из технических задач Совета, да, она не упускается им, и вот сейчас печатается специальное воззвание к солдатам об отношении к офицерству…

– Ах, вот как? – приятно были поражены думцы.

…но что нынешнее совещание должно заняться вопросом центральным. Как известно, подготавливается создание нового правительства. Совет рабочих депутатов не возражает, и даже предоставляет такое право цензовым элементам, даже считает, что это вытекает из общей наличной конъюнктуры.

Прекрасное начало! Прямая борьба за власть сразу же отпадала. Советские не пытались захватить её в целом. Милюков чуть порасслабился. Становились возможны переговоры bona fide.

Однако Совет рабочих депутатов как идейный и организационный центр народного движения, как единственный орган, способный сейчас ввести это движение в те или иные рамки, единственный располагающий реальной силой в столице, – выставлял Гиммер, отлично понимая силу позиции, – желает высказать своё отношение к образуемой новой власти. Как он смотрит на её задачи. И (выразительно) – во избежание осложнений – изложить те требования, какие могут быть предъявлены от имени всей демократии – к правительству, созданному революцией.