Красное колесо. Узел III. Март Семнадцатого. Том 2 - Солженицын Александр Исаевич

Тут Государь первый раз перебил, довольно робко:

– Но достаточно ли вы подумали о впечатлении, которое произведёт на Россию…? В чём почерпнуть уверенность, что при моём уходе не будет пролито ещё больше крови?…

Гучков, тяжело коснеющий, и Шульгин, вдохновенно подвижный, в два голоса и в одну мысль ответили ему, что именно этого и хочет избежать думский Комитет. Что именно через отречение Россия уже безо всяких помех и при полном внутреннем единстве сможет кончить войну победоносно.

– Даже если судить по Киеву, – убеждённо выникал из молчания Шульгин, – общественное мнение теперь далеко отшатнулось от монархического. Если окажут сопротивление, то элементы малозначительные. Напротив, надо опасаться серьёзной междуусобицы, если отречение затянется.

Как, и – по Киеву? По древнему стольному монархическому Киеву?…

На этого известного, когда-то преданного и даже выдающегося монархиста, на малые острые франтовские усики Государь посмотрел, кажется, первый раз за разговор – и печально. И – не его, но снова Гучкова спросил:

– А не возникнут ли беспорядки в казачьих областях?

Гучков улыбнулся:

– О нет-нет, Ваше Величество! Казаки – все на стороне нового строя! Это ясно проявилось в Петрограде поведением донских полков.

Рузский занервничал: всё говорилось опять сначала, а Государь мог промолчать так и час, и отречения как будто не существовало? Гучков тратил усилия зря! В кармане у Рузского лежала дневная телеграмма августейшей рукой!

Но не имея возможности вслух перебить при Государе и сделать от себя заявление (однако и сломить же надо этот невыносимый этикет!), – Рузский заёрзал, наклонился к Шульгину и, теряя приличие, прошептал якобы ему, на самом же деле так, чтоб донеслось и до Гучкова:

– Это – дело решённое, даже подписанное. Я…

Это – он сломил Государя! Это должно было стать известным!

А Гучков – не слышал, не понял! Перед встречею было бы довольно двух слов, чтобы теперь этого вовсе не говорить и не вводить бывшего императора в соблазн, что ещё можно уцепиться за уголок трона! Гучков – не понял, и с воспалёнными глазами за пенсне, со сбитым галстуком, вновь настаивал:

– События идут так быстро, что сейчас Родзянку, меня и других умеренных крайние элементы считают предателями. Они конечно против такого выхода, потому что видят здесь спасение монархического принципа.

Не сказал – «который дорог нам с вами», но только так и получалось. Обдуманная или сама собою, сложилась позиция приехавших так, что они – не противниками приехали, не контрагентами, но – даже союзниками, вместе с Государем спасающими все дорогие святыни.

– Вот, Ваше Величество, только при этих условиях можно сделать попытку – (ещё попытку только!) – водворить порядок. Вот что было поручено мне и Шульгину передать вам… И у вас, Государь, тоже нет другого выхода: какую б воинскую часть вы ни послали сейчас на Петроград, повторяю…

Уже совсем не выдерживая, туже насаживая свои стекляшки, Рузский поправил:

– Хуже того. Даже нет такой воинской части, которую можно послать.

Это – сильно было заявлено. Кому лучше знать, чем Главнокомандующему, самому близкому к столице?

(Но никто не высказал, да кажется и не подумал: а есть ли у Петрограда такая воинская часть, которую можно послать на Ставку?)

И вдруг сейчас, совсем внезапно и ни к чему, Государь понял, какого именно зверка ему всегда напоминал Рузский – хорька! хорька в очках, от сильных скул сплюснутые наверх виски. Верней – хорёнка, но со старым выражением.

Фредерикс грузно-опущенно сидел, будто дремал, и ему грозило свалиться со стула.

Гучков пропустил намёк Рузского, но и сам, своими глазами видел, что борьбы не будет, что царь близок к капитуляции.

Не замечая, он всё более говорил с этим человеком, недавно правителем, повелителем, который прежде мог его самого легко изгнать или арестовать (но не сделал так), – всё более говорил сверху вниз, поучая, как не вполне развитого и не вполне взрослого. И когда он уже необратимо доказал ему, что единственным выход – передавать престол, и не услышал возражений, он захотел проявить и великодушие:

– Конечно, прежде чем на это решиться, вам следует хорошенько подумать. – Уступая его психике: – Помолиться. – Однако и твёрже: – Но решиться всё-таки – не позже завтрашнего дня. Потому что уже завтра мы не будем в состоянии дать вам добрый совет, если вы его у нас спросите. Потому что – толпа крайне возбуждена, агрессивна, и от неё можно ожидать всего.