Барбаросса - Пикуль Валентин

Я забыл рассказать раньше одну географическую деталь, которая потом – во время битвы в Сталинграде – будет иметь большое значение. Вдоль всей набережной Волга раскинула цепь островов – Сарпинский, Голодный, Зайцевский, Лесной, Крит, Денежный, – напротив города разместился целый архипелаг, венчанный разливом древней Ахтубы, на которой когда-то в незапамятные времена шумела буйная столица Золотой Орды. До войны на этих островах зажиточно проживали хуторяне, скотоводы и огородники, там росло все – от горчицы до винограда, все хутора утопали в садах, пронизанных знойным гудением медвяных пчел-тружениц. А теперь на островах все изменилось: под каждым кустом жили беженцы, инвалиды, бездомные и дети-сироты, и число их каждый день увеличивалось. На острова перебирались из города сами: одни на самодельных плотах, а другие даже… вплавь!

Еременко стучал карандашом по карте города.

– Вот, – говорил он Чуянову, – случись драка в городе, и нам эти острова придется беречь, как зеницу ока… Слышал вчера взрывы? Сначала немцы взорвали нашу баржу с боеприпасами, а потом рванули громадный склад боеприпасов в Сарепте.

У секретаря обкома свои беды: полмиллиона голов скота застряли на переправе, некормленые и непоеные:

– А на подходе еще семьсот тысяч голов… Узнал и такое. Немцы-то в нашей и Ростовской областях колхозы не распустили. Там, где уже разобрали колхозное имущество по дворам, немцы потребовали вернуть обратно. В составе тех же бригад, что были в колхозах, гоняют на уборку урожая. Кто отвиливает от работы, тех расстреливают.

– Нас пока бьют… танками , – отвечал Еременко.

– Делай что хочешь, но добейся, чтобы на СТЗ работяги гнали для фронта как можно больше тридцатьчетверок.

Чуянов спросил его: 

– Как мост?

– Саперы стараются. У них сроки: к двадцать пятому августа обещали мост навести…

В обкоме Чуянова навестили партийные работники, страдавшие за свои семьи, жившие под бомбами, среди пожаров.

– Долго ли нам еще мучить свои семьи?

Если кое-кто из обкома уже вывез свои семьи, то большинство семей еще сидело на чемоданах.

– Ладно, – сказал Чуянов. – Положение паршивое. Сам понимаю. Так что можете детей и жен вывозить.

Дома жена добавила, что дети не виноваты в том, что их папочка – твердолобый партиец и секретарь обкома.

– Ты посмотри на Валеру! – говорила жена, плача. – Ведь от этих бомбежек ребенок уже заикаться стал.

– Не шуми. Всех вывезем. А я останусь.

Заартачился дедушка – Ефим Иванович. 

– А ну вас всех к лешему! – говорил он. – Мне и здесь хорошо. Никуда я с места не тронусь… пущай убивают, коли у нас такая говенная армия, что стариков защитить не может.

Ох и намучается же еще Чуянов с этим упрямым дедом!..

Вспомним! Давно ли товарищ Сталин «своею собственной рукой» разделил оборону Сталинграда на два фронта, разрезая сам город, словно торт, на два куска, – это вот тебе, товарищ Еременко, а это тебе, товарищ Гордов. Именно тогда из этого «торта» и получилась «каша»: части Сталинградского фронта Гордова сражались в полосе фронта Юго-Восточного, которым командовал Еременко, а войска Еременко, отступая, невольно перемешивались с войсками Гордова, тоже отступающими, и по этой причине я недалек от истины, употребив слово «каша»…

Наконец «наверху» осознали, что подобная галиматья сталинского мышления (как всегда, «гениального») не только вносит неразбериху в войне и порождает конфликты между Гордовым и Еременко, но она способна самым роковым образом сказаться и на судьбе самого Сталинграда. 13 августа Москва продиктовала Еременко волю Верховного Главнокомандующего, который, наверное, и сам признал собственную глупость.

– Товарищ Сталин, – доложил Василевский, – считает более целесообразным сосредоточить вопросы обороны Сталинграда в одних руках, объединив усилия двух фронтов воедино. Вы остаетесь командующим, а генерал-лейтенант Гордов станет вашим заместителем… Каковы ваши соображения?

Сохранился документальный ответ Андрея Ивановича:

– Мудрее товарища Сталина не скажешь…

Нет, читатель, он не был подхалимом, но таково было его убеждение в гениальности вождя. Впрочем, не спешите радоваться: пройдет несколько дней, и Сталин начнет новую рокировку фронтов, снова станет переставлять людей с места на место, словно играя в шашки. Я бы с удовольствием развил эту тему, но тут вторгается одно событие, о котором, мне кажется, пришло время сказать, забежав немного вперед.