Гордость и гордыня - Остин Джейн

— Мистер Коллинз, — сказала она, — весьма высоко отзывается о леди Кэтрин и ее дочери, но, судя по некоторым его описаниям поступков ее милости, я подозреваю, что благодарность вводит его в заблуждение, и хотя он облагодетельствован ею, она очень надменная и тщеславная женщина.

— Мне кажется, она именно такова, — заметил мистер Уикхем. — Я много лет ее не видел, но хорошо помню, что она мне никогда не нравилась и что ее манеры были в высшей степени властными и высокомерными. Она слывет весьма рассудительной и умной женщиной, но, полагаю, такому мнению о себе она обязана отчасти своему титулу и богатству, отчасти своему апломбу, а в остальном своему племяннику, которому угодно, чтобы все, кто с ним в родстве, отличались завидным умом.

Элизабет признала его объяснения очень убедительными, и они продолжали беседовать ко взаимному удовольствию, пока ужин не положил конец игре и остальные барышни не потребовали своей доли внимания мистера Уикхема. В шуме, царившем за столом миссис Филипс, поддерживать беседу было невозможно, но его манеры расположили к нему всех. Что бы он ни сказал, было сказано умно; что бы он ни сделал, было сделано безупречно. Элизабет отправилась домой, занятая мыслями о нем. Всю дорогу она думала только о мистере Уикхеме и о том, что он ей рассказал. Но хотя бы упомянуть его имя вслух она не смогла, так как ни Лидия, ни мистер Коллинз не умолкали ни на минуту. Лидия болтала о лотерее, о призах, которые выиграла, и о призах, которые проиграла. A мистер Коллинз, описывая радушный прием, оказанный ему мистером и миссис Филипс, заверяя, сколь мало для него значит проигрыш в вист, перечисляя все блюда, подававшиеся за ужином, и без конца осведомляясь у кузин, не слишком ли он их стесняет, мог бы еще многое добавить к сказанному, когда карета остановилась перед домом барышень.

Глава 17

Наутро Элизабет рассказала Джейн о своем разговоре с мистером Уикхемом. Джейн слушала ее с удивлением и тревогой. Она не могла поверить, что мистер Дарси настолько недостоин дружбы мистера Бингли, однако не в ее натуре было усомниться в правдивости человека столь располагающей внешности, как Уикхем. Мысль о том, что он и вправду стал жертвой подобного бессердечия, взволновала все ее чувства, и ей ничего не оставалось, кроме как думать хорошо о них обоих, оправдывать поведение каждого и приписывать воле случая или ошибке все, что не находило иного объяснения.

— Полагаю, они оба были введены в заблуждение, — сказала она, — но как и почему, мы не можем догадаться. Корыстные, недобрые люди могли очернить их друг перед другой. Короче говоря, мы не в силах представить себе причины или обстоятельства, которые могли посеять вражду между ними, причем не возложив вину на одного из них.

— Совершенно справедливо. A теперь, душечка Джейн, что ты можешь сказать в пользу корыстных, недобрых людей, столь вероятно во всем этом замешанных? Пожалуйста, оправдай и их, не то мы будем вынуждены думать о ком-то дурно!

— Смейся сколько пожелаешь, но твой смех не заставит меня переменить мнение. Душечка Лиззи, только подумай, в каком гадком свете предстанет мистер Дарси, если он так обошелся с любимым протеже своего отца, с тем, кого его отец обещал обеспечить! Это немыслимо. Ни один порядочный человек, ни один человек, сколько-нибудь дорожащий своей репутацией, на подобное не способен. Как могли бы его ближайшие друзья настолько в нем обмануться? О нет!

— Мне куда легче поверить, что доверием мистера Бингли злоупотребили, чем предположить, что мистер Уикхем способен сочинить такую историю о себе, какую он рассказал мне вчера. Фамилии, факты, ну, словом, все назывались и перечислялись без утайки. Если это не так, пусть мистер Дарси опровергнет его. Не говоря уж об искренности, которой дышит его лицо.

— Да, это очень трудно, очень тягостно. Просто не знаю, что и думать.

— Прошу прощения, нет никаких сомнений, что следует думать.

Однако Джейн не сомневалась лишь в одном — в том, как мистер Бингли, если он и вправду обманут, будет страдать, когда дело приобретет огласку.

Тут появление кое-кого из тех, о ком шел их разговор, заставило барышень покинуть сад, где они его вели. Мистер Бингли и его сестры заехали, чтобы самим пригласить их на долгожданный бал в Недерфилде, назначенный на следующий вторник. Обе сестрицы были в восторге вновь свидеться со своей милой подругой, восклицали, что прошел целый век, как они расстались, и вновь и вновь осведомлялись, что она поделывала во время их разлуки. Остальных членов семьи они не удостоили внимания: как могли избегали миссис Беннет, Элизабет сказали два-три слова, а младшим сестрам ни единого. Очень скоро они собрались уехать и поднялись со стульев в поспешности, которая захватила их брата врасплох, и торопливо вышли, словно стараясь избежать любезностей миссис Беннет.