Гордость и гордыня - Остин Джейн

— Душа моя, — ответил супруг, — я хочу попросить вас о двух небольших одолжениях. Во-первых, чтобы вы предоставили мне свободно распоряжаться моим мнением об этом предмете, а во-вторых — моей комнатой. Я был бы рад остаться в библиотеке один елико возможно скорее.

Однако и разочаровавшись в муже, миссис Беннет не сдалась. Она опять и опять начинала убеждать Элизабет, поочередно улещивая и угрожая. И попыталась заручиться поддержкой Джейн, но та со всей возможной кротостью отказалась вмешиваться. A Элизабет иногда очень серьезно, a иногда с шутливостью отражала все материнские атаки. И хотя ее манера менялась, решение оставалось твердым.

Мистер Коллинз меж тем размышлял в одиночестве над происшедшим. Он был слишком высокого мнения о себе, чтобы постичь, по какой причине кузина могла ему отказать. Его гордость была ранена, но иных страданий он не испытывал. Его чувство к ней было лишь плодом воображения, а мысль о том, что, возможно, она заслуживает упреков своей маменьки, мешала ему ощутить хоть малейшее сожаление.

И в разгар этого смятения пришла Шарлотта Лукас, чтобы провести у них день. B передней ее встретила Лидия, которая кинулась к ней, восклицая полушепотом:

— Я так рада, что ты пришла! У нас так весело! Как ты думаешь, что случилось утром? Мистер Коллинз сделал предложение Лиззи, а она ему отказала наотрез.

Шарлотта еще не успела ответить, как к ним присоединилась Китти с той же новостью. A едва они вошли в малую столовую, где миссис Беннет пребывала в одиночестве, она заговорила все о том же, взывая к сочувствию мисс Лукас и умоляя ее убедить свою подругу Лиззи уступить желанию всей ее семьи.

— Прошу вас, милая мисс Лукас, — добавила она печально, — на моей стороне нет никого! Никто за меня не вступился. Со мной обходятся жестоко, никто не думает о моих бедных нервах.

От ответа Шарлотту спасло появление Джейн и Элизабет.

— Вот, вот она! — продолжала мисс Беннет. — И выглядит как ни в чем не бывало, а о нас думает не больше, чем если бы мы были в Йоркe, ей лишь бы настоять на своем. Но нот что я вам скажу, мисс Лиззи. Если вы заберете себе в голову отказывать всем женихам, так останетесь без мужа, и не знаю, кто будет вас содержать, когда ваш папенька скончается. Я-то не смогу вас кормить, так и запомните. С этого дня я вас знать не знаю. Я вас еще в библиотеке предупредила, сами знаете, что больше с вами слова не скажу. Так оно и будет, вот увидите. Что мне за радость разговаривать с непочтительными детьми. Не то чтобы мне хоть с кем-нибудь разговаривать было радостью. Те, кто, как я, страдают нервическими недугами, не склонны разговаривать. Никому не понять, как я страдаю! Но так уж заведено! Кто не жалуется, того не жалеют.

Дочери слушали эти излияния молча, зная, что всякая попытка урезонить или успокоить ее вызовет лишь пущее раздражение. И потому она продолжала говорить не умолкая, пока к ним не присоединился мистер Коллинз, который вошел с более величавым видом, чем обычно. Увидев его, миссис Беннет сказала дочерям:

— А теперь я требую, чтобы вы, все вы, придержали языки и дали нам с мистером Коллинзом потолковать между собой.

Элизабет тихо вышла из комнаты, Джейн и Китти последовали за ней, но Лидия уперлась, намереваясь услышать все, что сумеет, а Шарлотта, сначала задержанная мистером Коллинзом, чьи учтивые вопросы о ее здравии и здравии всей ее семьи были очень подробными, затем уступила легкому любопытству, отошла к окну и сделала вид, будто ничего не слышит. Скорбным голосом миссис Беннет начала разговор

— Ах, мистер Коллинз!

— Сударыня, — ответил он, — будем вовеки хранить об этом молчание. Не в моих намерениях, — сразу же продолжал он голосом, выражавшим всю глубину его обиды, — сколько-нибудь досадовать на поведение вашей дочери. Смирение перед неизбежными бедами — долг всех нас; особенно это долг молодого человека, столь взысканного судьбой, как был я, столь рано получив приход, и, уповаю, я смирился. Быть может, еще и из-за сомнений, насколько бы я был счастлив, удостой меня моя прекрасная кузина своей руки. Ибо я часто замечал, что смирение перед судьбой никогда не бывает столь совершенным, как в тех случаях, когда блага, которых мы лишились, начинают несколько утрачивать в наших глазах свою привлекательность. Уповаю, сударыня, вы не сочтете, будто я высказываю неуважение к вашему семейству, отказавшись от попыток снискать расположение вашей дочери, не обратившись прежде к вам и мистеру Беннету с просьбой употребить вашу родительскую власть. Боюсь, мое поведение заслуживает порицания в том, что я принял отказ из уст вашей дочери, а не из ваших, но кто из нас свободен от ошибок! Мои намерения, бесспорно, все время были самыми лучшими. Моей целью было найти себе достойную спутницу жизни с надлежащей выгодой для всего вашего семейства, и если в манере моего поведения что-либо заслуживает упрека, то я явился сюда, чтобы принести свои извинения.