Книжный вор - Зузак Маркус

Папа, волоча тележку, сообщил Лизель, что в том доме ему сказали, что денег у них нет.

— Тогда ты попросил шампанского?

— А почему нет? — Он посмотрел на девочку: глаза его в тот миг были серебряными, как никогда. — Не хотел, чтобы ты думала, будто шампанским можно только раскатывать краску. Только не говори Маме, — предупредил он. — Договорились?

— А Максу можно рассказать?

— Конечно, Максу можно.

В подвале, когда Лизель писала о своей жизни, она поклялась, что никогда больше не станет пить шампанское: оно никогда не будет таким вкусным, как в тот теплый июльский день.

И то же самое с аккордеонами.

Много раз ей хотелось спросить Папу, не мог бы он и ее научить играть, но почему-то всякий раз ее что-то останавливало. Наверное, тайная интуиция подсказывала, что она никогда не сможет играть, как Ганс Хуберман. Само собой, даже лучшие аккордеонисты мира не могли бы с ним сравниться. Им было далеко до той небрежной сосредоточенности Папиного лица. И никогда бы у них из губ не свисала полученная за покраску сигарета. И они не могли бы сделать мелкую ошибку и сопроводить ее смешком запоздалого оправдания на три ноты. Так, как он, — никогда.

По временам в подвале Лизель забывшись, вслушивалась в голос аккордеона, звучавший в ушах. И чувствовала на языке сладкий ожог шампанского.

Бывало, она сидела у стены и мечтала, чтобы теплый палец в краске еще хоть раз скользнул по ее носу, или хотела увидеть шершавую, как наждак, текстуру Папиных ладоней.

Стать бы снова такой беспечной, нести в себе такую любовь, не узнавая ее, принимая ее за смех и хлеб, намазанный лишь запахом джема.

То было лучшее время в ее жизни.

Но то было время ковровых бомбардировок.

Не забывайте.

Дерзкая и яркая трилогия счастья продолжится до конца лета и захватит начало осени. А после резко оборвется, потому что яркость проложит путь страданию.

Наступали тяжелые времена.

Надвигались парадом.

* * * «СЛОВАРЬ ДУДЕНА»,^[13] ТОЛКОВАНИЕ № 1 * * *

Zufriedenheit — счастье: производное от счастливый — испытывающий радость и довольство.

Близкие по смыслу слова: удовольствие, приятность, удачливый, процветающий.

ТРИЛОГИЯ

Пока Лизель работала, Руди бегал.

Круг за кругом по «Овалу Губерта», вокруг квартала и наперегонки со всеми от начала Химмель-штрассе до лавки фрау Диллер, давая соперникам разную фору.

Бывало, когда Лизель помогала Маме на кухне, Роза, выглянув в окно, замечала:

— Что этот малолетний свинух придумал на этот раз? Вся эта беготня под окнами.

Лизель подходила к окну.

— Он хотя бы не красится больше в черный.

— И то хлеб, верно?

* * * ПРИЧИНЫ РУДИ * * *

В середине августа проводился фестиваль Гитлерюгенда, и Руди намеревался выиграть четыре соревнования: 1500, 400, 200 метров, и конечно, стометровку.

Ему нравились его новые вожатые, и он хотел порадовать их, а еще — показать своему старому другу Францу Дойчеру, кто есть кто.

— Четыре золотые медали, — сказал он Лизель однажды вечером, когда они вместе бегали вокруг Овала Губерта. — Как Джесси Оуэнз тогда, в тридцать шестом.

— Ты все еще на нем помешан, да?

Ноги Руди рифмовались со вдохами.

— Вообще-то нет, но это было бы классно, скажи? Показал бы всем этим дебилам, которые говорят, что я чокнутый. Увидят, что я поумнее их.

— Но ты правда сможешь выиграть все четыре забега?

Они замедлили шаг и остановились в конце беговой дорожки, и Руди упер руки в бока.

— Должен.

Руди готовился шесть недель, и когда настал день фестиваля в середине августа, небо было солнечно-горячим и безоблачным. Траву утоптали гитлерюгендовцы и их родители, всюду кишели вожатые в коричневых рубашках. Руди Штайнер был в исключительной форме.

— Смотри, — показал он. — Дойчер.

За купами толпы белокурое воплощение гитлерюгендовского стандарта давало указания двум мальчишкам из своего отряда. Те кивали, время от времени растягиваясь. Один прикрыл глаза от солнца, подняв руку, будто в салюте.

— Хочешь поздороваться? — спросила Лизель.

— Нет, спасибо. Я лучше потом.

Когда выиграю.

Эти слова не были сказаны, но они точно там висели, где-то между синими глазами Руди и наставническими ладонями Дойчера.