Хроники Заводной Птицы - Мураками Харуки

В отеле — галерея с бутиками и магазинами, несколько кафе и ресторанов, четыре зала для свободных церемоний, три конференц-зала. Везде с утра до вечера толпится народ, и отыскать в таком месте людей, приехавших на черном «мерседесе», не имея особых полномочий, невозможно. Они могли выйти из машины, сесть в один из спецлифтов, остановиться на любом этаже и смешаться с толпой. Хочется, чтобы наши уважаемые читатели поняли, как тщательно в этом отеле соблюдается конфиденциальность. Чувствуется, что за всем этим стоят очень большие деньги и власть политиков. Как следует из объяснений администрации отеля, получить право пользоваться VIP-паркингом очень нелегко. Вполне возможно, что «строгая проверка», о которой упомянул служащий отеля, каким-то образом связана с планами спецслужб, отвечающих за безопасность высокопоставленных официальных лиц зарубежных государств. Значит, в этом замешана политика. Одних денег здесь недостаточно, хотя смело можно сказать, что без больших денег в таких делах не обойтись.

[Опущено приведенное в заключении статьи предположение, что особняк в Сэтагая использует некая религиозная организация, за спиной которой стоит один влиятельный политик.]

В назначенное время я сидел за компьютером Корицы. Ввел пароль для доступа к программе удаленной связи, потом телефонный номер, который мне дал Усикава. Соединения надо было дожидаться пять минут. Я сделал глоток приготовленного заранее кофе, постарался успокоить дыхание. Кофе, однако, не имел вкуса, а воздух почему-то показался шершавым, как наждачная бумага.

Связь наконец установилась, компьютер подал негромкий сигнал, и на мониторе появилась надпись, что система приема и отправки сообщений готова к работе. Я перевел систему в режим «оплаченного вызова», чтобы уведомление об оплате связи пришло не сюда, а к абоненту на том конце. Надо постараться, чтобы мои операции не остались в памяти компьютера, — тогда Корица не узнает, что я им пользовался. (Хотя такой уверенности у меня не было, ведь это его лабиринт, и я в нем — всего лишь беспомощный чужак.)

Пауза затянулась дольше, чем я думал, но в конце концов компьютер на том конце отозвался: «Оплаченный вызов принят». Где-то по ту сторону экрана, там, куда во мраке токийского подземелья тянулся длинный кабель, могла находиться Кумико. Должно быть, как и я, сидит у компьютера, положив руки на клавиатуру. Но здесь перед собой я видел только экран монитора, от которого исходило едва слышное монотонное гудение. Выбрав режим «Отправка сообщений», я начал набирать слова, которые до этого не раз прокручивал в голове:

> У меня к тебе один вопрос. Ничего особенного. Просто я хочу убедиться, что это в самом деле ты. Итак, вопрос: когда-то давно, еще до свадьбы, мы в первый раз решили сходить куда-нибудь вместе и выбрали аквариум. Скажи: что там тебя больше всего заинтересовало?

Написав вопрос («Что там тебя больше всего заинтересовало?»), я нажал клавишу «Ввод», чтобы отправить его адресату, и переключился на «Прием сообщений».

> Медузы. Медузы со всего света.

Я не сводил глаз со строк на экране — моего вопроса и ее ответа на него. Медузы со всего света. Да, это, без сомнения, Кумико. Но оттого, что это была она, настоящая Кумико, на душе стало, наоборот, тяжелее. Казалось, из меня вырвали все внутренности. Почему мы можем только так разговаривать друг с другом? Впрочем, других вариантов все равно не было. Я придвинул к себе клавиатуру.

> Начну с хорошей новости. Весной совершенно неожиданно объявился наш кот. Худющий, но целый и невредимый. С тех пор он из дома ни ногой. Я дал ему новую кличку, хотя надо было, конечно, с тобой посоветоваться.

Теперь его зовут Макрель. Как рыбу. Мы с ним живем душа в душу. Это что касается хороших новостей.

Наступила пауза — то ли так работала связь, то ли Кумико задерживалась с ответом.

> Я так рада, что кот жив и с ним все в порядке. Я очень из-за него переживала.

Я глотнул кофе из чашки, чтобы смочить пересохший рот, и снова забарабанил по клавишам.

> А теперь о плохих новостях. Собственно говоря, кроме того, что кот вернулся, в остальном все плохо. Во-первых, я до сих пор не могу разгадать ни одной загадки…

Прочитав, что получилось, я стал печатать дальше.

> Загадка первая: где ты? что ты там делаешь? почему ушла от меня? почему не хочешь меня видеть? какие тут причины? Ведь нам есть о чем поговорить. Разве не так?

Кумико ответила не сразу. Я представил, как она сидит перед компьютером, кусает губы и думает. Наконец курсор быстро запорхал по монитору, подчинясь движениям ее пальцев.

> Все, что мне хотелось тебе сказать, я написала в письме. Пойми, наконец: во многом я уже не та Кумико, которую ты знал. Люди меняются, для этого есть разные причины, и иногда получается, что, пройдя через такую трансформацию, человек становится ни к чему не годным. Вот почему я не хочу с тобой встречаться и возвращаться к тебе тоже не хочу…

Курсор застыл и замигал на одном месте, подбирая слова. Пятнадцать секунд, двадцать… Я не открываясь смотрел на электронное перо, дожидаясь, когда из под него выйдут еще слова. Пройти через трансформацию и стать ни к чему не годным?

> Забудь меня поскорее, если сможешь. Нам надо оформить развод, тогда ты начнешь совсем другую, новую жизнь. Так будет лучше для нас обоих. Где я сейчас и что делаю? Это все не имеет значения. Важно другое: мы с тобой, уж не знаю почему, относимся теперь к разным мирам. И обратно вернуться уже невозможно. Пойми, как тяжело мне общаться с тобой таким способом. Ты и представить не можешь, как это меня терзает.

Я несколько раз прочел то, что она написала. В этих словах не было ни капли сомнений — я чувствовал в них полную, почти болезненную убежденность. Может быть, она много раз повторяла их про себя перед тем, как высказать. Но так или иначе, надо раскачать эту непроницаемую преграду — стену ее убежденности. Поколебать хоть немного. И я стал писать дальше.

> Мне трудно понять тебя. Ты как-то смутно выражаешься. «Стала ни к чему не годной…» Что это значит конкретно? Не понимаю, какой в этих словах смысл. Помидоры не годятся, зонтик никуда не годится… С этим все ясно. Помидоры сгнили, зонтик сломался. А это… «Стала ни к чему не годной…» Никак не могу представить, что это такое. Ты писала, что кроме меня у тебя был еще кто-то. Может, из-за этого ты думаешь, что «никуда не годишься»? Конечно, меня это известие шокировало, что и говорить. Но не может это сделать человека «ни к чему не годным».

Последовала затяжная пауза. Мне стало не по себе: что там с Кумико? куда она пропала? Но вот по экрану вновь побежали ее строчки:

> Может, ты и прав. Но дело не только в этом…

Повисла очередная пауза. Кумико осторожно подбирала слова, словно вытаскивая их из выдвижного ящика.

> Просто я так выразилась. Нет, человек не сразу становится «ни к чему не годным». На это побольше времени требуется. Со мной все решилось без моего участия, где-то в заполненной мраком комнате, кем-то, кто не имеет ко мне никакого отношения. Когда мы познакомились и поженились, появились новые возможности и мне показалось, что с этим можно как-то справиться. Я надеялась, что удастся быстро отыскать выход, выскользнуть из ловушки. Но в том-то и дело, что всего лишь показалось. Нас окружают знаки и символы, поэтому тогда я так хотела отыскать нашего пропавшего кота…

Я долго смотрел на светившиеся на экране слова, дожидаясь, когда появится надпись «Сообщение отправлено». Мой компьютер по-прежнему работал «на прием». Значит, Кумико хотела написать еще что-то. Чтобы «стать ни к чему не годной», побольше времени требуется. Что все-таки она хотела сказать? Я впился глазами в монитор, но передо мной точно выросла невидимая стена. Наконец появились новые строчки:

> Если сможешь, представь, что я медленно умираю, что у меня какая-нибудь неизлечимая болезнь, от которой разлагаются тело и лицо. Мне бы хотелось, чтобы ты так думал. Это, конечно, метафора. С телом и лицом у меня на самом деле все в порядке. И все же то, что я говорю, очень похоже на правду. Вот почему я не хочу показываться тебе на глаза. Вряд ли эта туманная метафора поможет тебе понять, что со мной происходит. Не думаю, что она убедит тебя. Извини, но больше сейчас я ничего сказать не могу. Придется довольствоваться этим.

Неизлечимая болезнь.

Убедившись, что компьютер переключился на «передачу», я снова принялся печатать.

> Хорошо. Я согласен. Раз ты предлагаешь довольствоваться этой метафорой, пусть так и будет. Но я никак не могу понять одного. Предположим, ты действительно «стала ни к чему не годной» и заболела «неизлечимой болезнью». Но зачем надо было идти со всем этим к Нобору Ватая? Почему ты не осталась здесь, со мной? Разве не для этого мы поженились?