Хроники Заводной Птицы - Мураками Харуки

Иногда, как летом, я перелезал через стенку в саду и по нашей извилистой дорожке шел к месту, где прежде стоял брошенный дом Мияваки. В коротком пальто и намотанном до подбородка шарфе шагал по иссохшей за зиму траве; ледяной ветер налетал порывами, нетерпеливо гудел в проводах. Дом Мияваки разобрали до последнего гвоздя, и теперь это место окружал высокий дощатый забор. Через щели я заглядывал на участок, но смотреть там было не на что. Не осталось ничего — ни дома, ни плиток дорожки, ни колодца, ни деревьев, ни телеантенны, ни статуи птицы. Только плоский клочок холодной, черной, плотно утрамбованной гусеницами бульдозера земли, из которой торчало несколько засохших сорняков. Не верилось, что раньше здесь был глубокий колодец и что меня угораздило в него забраться.

Опершись о забор, я взглянул на дом Мэй Касахары, на ее окно. Ее здесь больше нет. Больше не выйдет и не скажет: «Привет, Заводная Птица!»

Как-то днем, в середине февраля, когда стоял жуткий холод, я решил наведаться в риэлторскую контору «Сэтагая дайити», о которой говорил мне дядя. Она находилась рядом со станцией. Войдя, я увидел сотрудницу, женщину средних лет. У входа стояло в ряд несколько столов, но за ними никого не было — маклеры, похоже, разошлись по своим делам. Посередине стоял большой газовый обогреватель, излучавший ярко-красное тепло. В крошечной приемной у задней стены в одиночестве сидел на диване невысокий старичок и с увлечением читал газету. Когда я поинтересовался у женщины, на месте ли господин Итикава, старичок повернулся ко мне и произнес:

— Я Итикава. Чем могу?

Я назвал дядино имя и сообщил, что прихожусь ему племянником и живу сейчас в принадлежащем ему доме.

— А-а, понятно. Вы племянник Цурута-сан. — С этими словами старичок отложил газету и, сложив очки, засунул их в карман. Потом скользнул взглядом по моему лицу и фигуре. Какое впечатление у него осталось от этого осмотра, я так и не понял. — Проходите, проходите! Чаю выпьете?

Я попросил его не беспокоиться, но старичок то ли не расслышал, то ли просто проигнорировал мои слова и попросил сотрудницу приготовить чай. Много времени это не заняло, и скоро мы сидели в приемной друг против друга и пили чай. Обогреватель выключили, в комнате становилось прохладно. На стене висела подробная карта застройки района, испещренная пометками карандашом и фломастером. Рядом — календарь какого-то банка с репродукцией известной картины Ван Гога с мостом.

— Как Цурута-сан поживает? Как он, здоров? — глотнув чаю, поинтересовался старичок.

— По-моему, у него все в порядке. Как всегда, весь в делах. Я сам с ним редко вижусь, — ответил я.

— Рад за него, рад. Сколько же лет прошло? Кажется, так давно мы с ним в последний раз встречались, — говорил старичок. Достав из кармана пиджака сигарету, он вынул спичку, примерился и решительно чиркнул о коробок. — Это я посоветовал вашему дяде купить дом, где вы сейчас живете, а потом долго сдавал его жильцам по его поручению. Это замечательно, что Цурута-сан не сидит без дела.

У самого старика Итикавы забот, похоже, было немного. Он, должно быть, наполовину отошел от бизнеса и появлялся в конторе только по делам старых клиентов.

— Как вам дом? Может, что-то не так?

— Нет-нет. С домом все в порядке.

Старик кивнул.

— Это хорошо. Дом в самом деле хороший. Может, маловат немножко, зато удобный. Кто раньше там жил, все были довольны, все у них было хорошо. А у вас как?

— Да ничего, — сказал я и подумал про себя: «Жив, по крайней мере, и на том спасибо». — Хочу у вас спросить кое-что, Итикава-сан. Дядя говорит, о земельных сделках в нашем районе лучше вас никто не знает.

— Уж в чем в чем, а в этом я дока, — посмеиваясь, заявил старик. — Все-таки почти сорок лет вожусь здесь с недвижимостью.

— Я о доме Мияваки. Это тот, что стоял за нашим. Там теперь ничего нет, пустой участок.

— Знаю, знаю, — поджав губы, сказал Итикава-сан с таким видом, словно копался где-то на задворках памяти. — Его продали в прошлом году, в августе. Уладили с долгами, с правом собственности, решили юридические вопросы и выставили на продажу. Возились с этими делами долго. Купила его одна фирма, чтобы перепродать. Дом сломали, участок разровняли. В доме долго никто не жил, и если бы его оставили, то никто бы не купил. Из местных никто бы не раскошелился. Кто ж его купит? Вы про этот дом-то слыхали?

— Дядя рассказывал кое-что.

— Тогда понимаете, что я имею в виду. Знающий человек такое покупать не станет. Мы тоже не стали, хотя можно было всучить участок кому-нибудь, кто ничего не знает. Не в наших правилах наживаться на обмане клиентов. Это дурно пахнет. Мы такими вещами не занимаемся.

Я кивнул и спросил:

— А что за фирма его купила?

Старик нахмурился, покачал головой и назвал известную риэлторскую компанию.

— Они, наверное, и справок не навели. Увидали, в каком месте участок, узнали цену и сразу хапнули. Думали быстренько навариться на нем, да не тут-то было.

— Что? До сих пор не продали?

— Да все никак, хотя несколько раз почти удалось, — проговорил старик и скрестил руки на груди. — Земля стоит недешево — если уж покупаешь, то на всю жизнь. Поэтому перед тем, как купить, люди стараются узнать побольше. А вокруг этого участка столько разговоров… И ничего хорошего. Нормальный человек послушает и не станет покупать. А большинство — те, кто поблизости живет, — знает про эти разговоры.

— И сколько просят?

— Сколько просят?

— За участок, где был дом Мияваки?

Судя по взгляду, который бросил на меня старик Итикава, определенный интерес у него я вызвал.

— Рыночная цена за один цубо — миллион пятьсот тысяч. Участок — что надо, как ни крути. Район замечательный, много солнца. Хотя на рынке недвижимости сейчас застой, все равно — примерно полтора миллиона. Можно, конечно, ждать, и все равно цена будет где-то в таких пределах. Но это если говорить об обычной земле. Обычной. А этот участок не обычный. С ним можно ждать сколько угодно — все равно без толку. Он только дешеветь будет. Цена уже упала — сейчас они хотят миллион сто тысяч за цубо. Всего там где-то около сотни цубо, чуть меньше. Если поторговаться, еще скинут и получится ровно сто миллионов.

— А еще больше подешевеет, как вы думаете?

Старик уверенно кивнул.

— Обязательно. До девятисот тысяч скатится, без вопросов. Как раз столько они заплатили, когда покупали. С чего начали, тем и кончат. Жалеют, что связались с этой землей, и будут без ума от счастья, если сумеют хотя бы вернуть, что потратили. Пойдут они еще ниже? Не знаю. Если вдруг наличные понадобятся, могут еще дешевле уступить, себе в убыток. Не будет проблем с деньгами — будут участок держать. Не знаю, как у их фирмы идут дела. Но одно можно точно сказать: сейчас они жалеют, что его купили. С этим участком вообще лучше не связываться. — Сказав это, Итикава-сан стряхнул пепел с сигареты в пепельницу.

— Слышал, на участке колодец есть. Вы что-нибудь знаете о нем, Итикава-сан? — поинтересовался я.

— Знаю, — сказал он. — Глубокий колодец. Но его вроде засыпали. Да и воды в нем не было. Высох. Какой толк от него?

— А когда высох, не знаете?

Старик, сидевший со скрещенными руками, пристально посмотрел в потолок.

— Ох, давно это было. Я и не помню точно. Но до войны вода там была. А когда высох — даже не знаю. Верно, после войны. Когда актриса туда въехала, вода уже пропала, и колодец засыпать собирались. Поговорили-поговорили, а делать ничего не стали. Возиться не захотели.

— А рядом, где семья Касахары живет, и сейчас вода есть — и хорошая, говорят.

— Что ж, очень может быть. В том месте всегда вода хорошая была, почва такая. Вообще водяные жилы не поймешь. Ведь как часто бывает? Там есть вода, а чуть отойдешь в сторону — нет ничего. А что вам колодец?

— Сказать по правде, я думаю купить этот участок.

Старик поднял глаза и уставился на меня. Взял чашку, медленно сделал глоток.

— Купить этот участок?

Ничего не говоря, я лишь кивнул в ответ.

Старик вытянул из пачки новую сигарету, постучал ею по крышке стола, но закуривать не стал — только зажал между пальцами. Быстро провел кончиком языка по губам.

— Я говорил уже, что с этим участком что-то не в порядке. Из тех, кто жил там, никто еще хорошо не кончил. Вы понимаете? Сколько бы он ни стоил, пусть дешево, все равно покупать его смысла нет. Это для вас не имеет значения?

— Я все знаю, конечно, и все же… Пока у меня нет денег, даже если цена намного ниже рыночной упадет. Но я постараюсь их достать, хотя понадобится время. А пока мне нужно знать, что происходит с участком: как цена, не появились ли покупатели. Не могли бы вы держать меня в курсе?

Итикава-сан смотрел на незажженную сигарету, погруженный в свои мысли. Легонько кашлянул и сказал: