Лондон, любовь моя - Муркок Майкл

Дэвид Маммери принес стул и достал из пиджака несколько свернутых листков бумаги.

— Это копии написанных мною писем и телефоны людей, с которыми я связался насчет тебя, Бен.

— Хелен тоже написала в газеты. Она надеется, что ее имя может помочь, — вставила Мэри. — Но из-за своих феминистских статей она считается у них сумасшедшей. Всерьез они принимают только ее романы.

— Мы сами навлекли на себя все это. — Джозеф Кисс поднял стакан пива. — Так полагает и моя сестра. Я звонил ей, Бен, впервые за очень долгое время и удивился тому, что она весьма и весьма в курсе твоих дел. А потом она сказала, что ты сам во всем виноват, поскольку бросил вызов властям. Я-то думал, что ты просто продаешь книги. Ты, Данди, поверил лживым речам правящего класса, переживающего период упадка. По алчности и ненасытности они ничуть не отличаются от бабуинов. — Он замолчал.

— Не могу в это поверить! — Леон был искренне обескуражен. — Я имею в виду, что не встречался ни с чем подобным. Даже в Калифорнии.

— Но ты уже влился в высшее общество, приятель. — Джозеф Кисс не собирался никого обижать. — Твой почтовый ящик в полной безопасности, пока правительству не понадобятся богатые «иностранцы» в качестве козлов отпущения. — Он прокашлялся. — Надеюсь, до этого не дойдет. Есть какая-то ирония в том, что из тех, кто так храбро держался против Гитлера и так долго боролся за свободу, лишь немногие отваживаются открыто выражать свои взгляды и свою ненависть.

— Я знаю, что такое расовые предрассудки. — Леон почувствовал себя несколько ущемленным. — Но я и вправду думал, что положение улучшилось.

— Для тебя. — Этот модельер, которого Дэвид Маммери знал через Льюиса Гриффина, ему не нравился. Компаньоном Леона по фирме был Томми Ми. — Чем дальше ты уходишь от реальности, тем больше тебе кажется, что положение улучшается. Это из-за денег, Леон. Представители среднего класса, не важно, с чего они начинали, не хотят слушать плохие новости. Они не хотят им верить. Вступить в ряды среднего класса — значит присоединиться к заговору лгунов. Это все равно что каждый день слушать тронную речь королевы по телевизору или читать ее в «Таймс». Когда она говорит о людях из всех слоев общества, то имеет в виду государственных служащих, фермеров и военных. Они предпочитают знать мнение только этих людей. Если завтра появятся эсэсовцы и уволокут тебя в тартарары, Леон, вряд ли найдется много таких, кто сознается, что это видел…

— Мы собрались здесь не для того, чтобы обсуждать неприятности Леона, а для того, чтобы поговорить об опасности, висящей сегодня над Беном, — прервала его Мэри сочувственным тоном, и Дэвид успокоился, как всегда успокаивался, когда об этом просила она. — Как твой дядя?

— Он болен, — сказал Дэвид. — А его жена нас не поддерживает. Я говорил с ним по телефону, но он испытывал такую боль, что едва узнал меня. Я поеду завтра, навещу его. Пойми меня, Бен, я не могу просить его ни о чем, если это может ухудшить его состояние.

— Я и так потрясен всем, что вы делаете для меня. Передавай этому старому хрычу мои лучшие пожелания, если он, конечно, еще помнит, кто я такой. — Бодро улыбаясь, Бен развел руками. — Лучшая компания с шестьдесят восьмого года. Мы сидим как в старые времена.

— Не совсем так, — скривился Джозеф Кисс. — В шестьдесят восьмом у тебя был шанс победить.

Теперь я, пожалуй, была бы не прочь выйти за него замуж, думает Мэри Газали. Но, кажется, момент не самый благоприятный.

— Жалкий пессимизм! — нападает на мистера Кисса Джудит, не подозревая, как он любит отчаянных новых денди, таких же, как и во времена Регентства.

— Ага! — Осушив пинту, Джозеф Кисс встает, чтобы предложить всем еще по одной. — Если бы только я мог заново начать жизнь! Осознанная театральность предпочтительнее благочестивой скуки. Всем еще вина? — Окинув взглядом их бокалы, он удалился легкой походкой.

Они обсудили план защиты, выдвинутый адвокатом.

— За тебя, Бен! — Джозеф Кисс опустил поднос и поднял стакан с пивом в знак приветствия. — Мы выстоим. Можно сказать, мы все — ветераны паранормальных войн.

А сколько женщин не выжили в этом огне? В Дрездене, в Токио, во Вьетнаме. Прецедента нет. Нам повезло. А завтра может не повезти. Но Мэри улыбается вместе со всеми, чтобы поддержать Бена. Она не спала всю ночь и почти всю предыдущую ночь, потому что на ее пороге появилась рыдающая Фиона Паттерсон-Холл, бывшая подружка Хелен. Она нравилась Мэри своей справедливостью и щедростью. Фиона возвращалась домой из Хаммерсмит-Пале и около Чаринг-Кросской больницы ее изнасиловали. Она пришла к Мэри, потому что вспомнила, что та живет неподалеку. Она просила не звонить в полицию, но Мэри взяла на себя такую ответственность. Когда симпатичная женщина из полиции старательно записала сбивчивые показания Фионы и вызвала врача, Фиона все еще была напугана. Сейчас, напичканная валиумом, она спала в постели Мэри в ее квартире в Куинз-Клаб-Гарденз. Женщина из полиции сказала Мэри, что шансов поймать насильника не много. «Я даже думаю, что он не из этого района». Фиона была сильно смущена еще и потому, что работала в группе по правам человека и не хотела, чтобы в полиции узнали, что насильник был чернокожим. «Они все звери, милая, не важно, какого цвета, — сказала ей женщина-полицейский, видя, что Фиона не отваживается об этом заговорить. — Если у мужчин нет ни над кем власти, они проявляют ее в отношении женщин, детей или собак. Они привыкли получать то, что хотят. Тем и ужасна эта работа, что приходится об этом узнавать постоянно. Иногда я их всех просто ненавижу, и в то же время я замужем за очень милым парнем».