Лондон, любовь моя - Муркок Майкл

— Это не может быть вопросом денег, — говорит Леон. — И первородный грех здесь тоже ни при чем. Ты же не баптист.

— А я верю в первородный грех, — отвечает Мэри, чтобы убежать от своих мыслей, — при том, что я вовсе не религиозна. И все же иногда захожу в церковь, когда там пусто. Хороший способ привести мысли в порядок. Но в первородный грех я верю. Да, верю.

— И это точка зрения самой невинной женщины в мире! — Данди благодарно смеется. Потом, взглянув на ковер, удивляется тому, что дорожка, ведущая от бара к камину, так истерта.

— Но у меня никогда не было тех возможностей, которые есть у других. — Мэри не верит в то, что все кругом порочны. — Некоторые люди, Данди, — в самом деле по-настоящему плохие. У них страшные мысли.

— Я бы отправил их на кошачий корм, — миролюбиво предлагает мистер Кисс. — «Рагу из подонка для маленького котенка сохранит жизнь не одному кенгуру!» А потом мы подумаем над тем, как избавиться от мух! — Он уже немного пьян. — Но вернемся к делу. Не годится ли кто-нибудь из нас в свидетели, Бен?

тра-ля-ля тра-ля-ля для начала вот сюда

— Я возьму у Дейви список и завтра передам его адвокату, — произносит Бен, растягивая слова и почесывая голову. Ему хочется прекратить разговор о предстоящем суде. — Никто не хочет послушать мое новое стихотворение?

Мэри согласна с Джозефом и Дэвидом, которые считают, что Бен слабый поэт, однако ей кажется неудобным в такой момент отказать ему в аудитории, тем более что он уже разворачивает пачку листов, которую достал из кармана рубашки. Обе стороны каждого листа исписаны его мелким круглым почерком. Он еще не начал читать, а ей уже хочется сбежать в Страну грез. Ох, Кэтрин, как бы мне сейчас не помешала толика здравого смысла! Все мои подруги уже спятили. Когда она собиралась идти на это собрание, Фиона попросила ее рассказать о коме. Мэри когда-то рассказала Хелен часть своих снов. «Почему ты хочешь об этом узнать? Это вполне обычное состояние. Когда они везли нас в карете „скорой помощи“, то подумали, что я просто без сознания. У меня была обожжена спина. До сих пор на спине следы ожога. Но потом они подумали, что у меня какое-то внутреннее заболевание. Пока я спала, они брали анализы, ставили надо мной эксперименты. Какое-то время я даже подозревала, что они заменили мне лицо. Пока я спала, прошло пятнадцать лет, а мне сказали, что я не постарела ни на один день. Я думала, что они были добры ко мне, но нас с Хелен до сих пор считают сестрами. Словно мне позволили вернуть утраченные годы. И в то же время они говорили мне, что их поражают мои знания. Но ведь там, в Стране грез, меня окружала весьма ученая компания. Считалось, что я не постарела, потому что не имела опыта. Но у меня богатый опыт. Так что же тебе хочется узнать, милая?» Но Фиона уже заснула. «Наверное, тебе хочется узнать, зачем я проснулась?»

• Мелочи
• меня не интересуют.
• Совсем.
• Есть что-то скучное
• в вещах
• миниатюрных.

Начал читать Бен Френч свое подражание позднему Паунду.

Все смущены. Вот до чего доводит доброта.

Бог знает, думает Джозеф Кисс, может быть, единственное, за что я готов благодарить свою сестру, так это за отказ тратить деньги налогоплательщиков на поддержку этого паренька. С другой стороны, было бы чудесно, если бы их комитетам пришлось день за днем заседать в мраморных залах, слушая декламации бесчисленных поэтов-экспериментаторов, претендующих на гранты Совета по искусству. А председательствовала бы во всех этих комитетах моя сестрица, и выслушать они должны были бы от каждого минимум по увесистой пачке виршей. Воображая себе неловкое положение, в котором оказалась бы в таком случае его сестра, он начинает широко улыбаться. Она бы скоро взмолилась о должности младшего секретаря Министерства внутренних дел, где всех-то забот что подправлять криминальную статистику. А заседателям комитетов следует вменить в обязанность устройство выставок картин, скульптур и гобеленов тех художников, которым они дают гранты и которые должны располагаться в их собственных домах, пока не истечет срок. А артисты должны давать представления на их вечерних приемах. А еще они обязаны селить у себя дома заезжих оперных звезд: худшее из всех несчастий. Он начинает весело перебирать в уме иные изощренные наказания. В этом случае вместо государства, выступающего в роли мецената, меценатами станут заседатели комитетов, которые будут получать солидные средства на поддержку творцов прямо у себя дома. Выражение умиления еще явственней проступает на его лице, когда он представляет себе, как сэр Найджел Спенс хлопочет, заказывая Бену Френчу завтрак за тем же столиком, что и Эдуарду Паолоцци. Неужели в этом случае карьера куратора по культуре по-прежнему казалась бы привлекательной? Удовольствие становится еще большим, когда он думает о том, как в доме его сестры гостит какой-нибудь чокнутый композитор, так что к тому времени, когда многозначительное сопение Бена Френча затихает, Джозеф Кисс аплодирует с неподдельным энтузиазмом. Данди Банаджи встает с растерянным видом, чтобы, в свою очередь, заказать всем еще по одному бокалу, надеясь, что время закрытия бара настанет прежде, чем Бен снова решит почитать стихи.