Женщины - Буковски Чарльз

– Это нормально. Она не хочет со мной ебаться.

– У тебя плавок нет.

– У меня есть трусы.

– Ладно, подожди…

Бобби и Вэлери вышли, прекрасно в латанные в новые, плотно облегающие купальные костюмы. Бобби протянул мне колумбийской дури, и я дернул.

– Что там с Сесилией?

– Христианская химия.

Мы подошли к бассейну. Так и есть, огни погасили. Бобби и Вэлери нырнули тандемом. Я сел на край, ноги болтались в воде. Я потягивал водку из горлышка.

Бобби и Вэлери вынырнули вместе. Бобби подплыл к краю бассейна. Дернул меня за лодыжку:

– Давай, говнюк! Кишка тонка? НЫРЯЙ!

Я глотнул водки еще, поставил бутылку. Нырять я не стал. Я осторожно опустил себя за бортик. Потом плюхнулся. В темной воде было странно. Я медленно опускался на дно. Во мне 6 футов росту и 225 фунтов весу. Я ждал, когда коснусь дна и оттолкнусь ногами. Да где же это дно? Вот оно, а кислород у меня почти кончился. Я оттолкнулся. Медленно пошел вверх. В конце концов вырвался на поверхность.

– Смерть всем блядям, сжимающим передо мною ноги! – заорал я.

Открылась дверь, и из квартиры в цоколе выбежал человек. Управляющий.

– Эй, так поздно купаться не разрешается! Огни погашены!

Я подгреб, дотянулся до бортика и посмотрел на управляющего снизу.

– Слушай, хуй моржовый, я выпиваю два бочонка пива в день, и я – профессиональный борец. По природе своей, я – добрая душа. Но я намереваюсь купаться и хочу, чтобы огни ЗАЖГЛИ! СЕЙЧАС ЖЕ! Прошу тебя только один раз!

И отгреб.

Огни зажглись. Бассейн ярко осветился. Как по волшебству. Я догреб до своей водки, взял ее с бортика и хорошенько присосался. Бутылка почти опорожнилась. Я посмотрел под воду: Вэлери и Бобби вили там круги. У них хорошо получалось, они были гибки и грациозны. Как странно, что все вокруг – моложе меня.

С бассейном мы покончили. Я подошел к двери управляющего в мокрых трусах и постучал. Тот открыл. Мне он понравился.

– Эй, кореш, можешь гасить свет. Я кончил купаться. Ты клевый, малыш, ты клевый.

Мы пошли к себе.

– Выпей с нами, – сказал Бобби. – Я знаю, что ты несчастен.

Я зашел и пропустил два стаканчика. Вэлери сказала:

– Слушай, Хэнк, опять ты со своими бабами! Ты ведь не можешь выебать их всех, ежу понятно.

– Победа или смерть!

– Отоспишься – пройдет, Хэнк.

– Спокойной ночи, толпа, и спасибо…

Я вернулся в спальню. Сесилия распласталась на спине и храпела:

– Гуззз, гуззз, гуззз…

Она мне показалась жирной. Я снял мокрые трусы, залез в постель. Потряс Сесилию.

– Сесилия, ты ХРАПИШЬ!

– Ооох, ооох… Прости…

– Ладно, Сесилия. Это совсем как замужем. Я тебя утром проучу, когда буду свеженький.

Меня разбудил звук. День еще толком не наступил. По комнате ходила Сесилия, одевалась. Я посмотрел на часы.

– Пять утра. Ты чего это?

– Я хочу посмотреть, как восходит солнце. Обожаю рассветы!

– Не удивительно, что ты не пьешь.

– Я вернусь. Можем вместе позавтракать.

– В меня уже сорок лет завтраки не лезут.

– Я пойду рассвет посмотрю, Хэнк.

Я нашел закупоренную бутылку пива. Теплое. Я открыл ее, выпил. Потом уснул.

В 10.30 в дверь постучали.

– Войдите…

Бобби, Вэлери и Сесилия.

– Мы все только что позавтракали, – сообщил Бобби.

– Теперь Сесилия хочет погулять босиком по пляжу, – сказала Вэлери.

– Я никогда раньше не видела Тихий океан, Хэнк. Он так прекрасен!

– Сейчас оденусь…

Мы пошли вдоль берега. Сесилия была счастлива. Когда накатывали волны и захлестывали ей босые ноги, она орала.

– Толпа, вы идите вперед, – сказал я. – Я тут бар поищу.

– Я с тобой, – сказал Бобби.

– А я присмотрю за Сесилией, – сказала Вэлери.

Мы нашли ближайший бар. Всего два свободных табурета. Мы сели. Бобби достался рядом с мужчиной, мне – с женщиной. Заказали выпить.

Женщине рядом со мной было лет 26–27. Что-то ее поистаскало – рот и глаза выглядели усталыми, – но она держалась. Волосы темные и ухоженные. В юбчонке, ноги хорошие. Душа топазовая, видно по глазам. Я поставил ногу рядом с ее. Она не отодвинулась. Я опорожнил стакан.

– Купите мне выпить, – попросил я. Она кивнула бармену. Тот подошел.

– «Водку-семь» для джентльмена.

– Спасибо…

– Бабетта.

– Спасибо, Бабетта. Меня зовут Генри Чинаски, писатель-алкоголик.

– Никогда не слыхала.

– Аналогично.

– Я держу лавку рядом с пляжем. Безделушки и дрянь всякая, в основном – дрянь.

– Мы квиты. Я тоже пишу много дряни.

– Если вы такой плохой писатель, почему не бросите?

– Мне есть нужно, жить где-то и одеваться. Купите мне еще выпить.

Бабетта кивнула бармену, и я получил новый стакан.

Мы прижимались друг к другу ногами.

– Я – крыса, – сообщил я, – у меня запоры и не стоит.

– Насчет запоров – не знаю. Но то, что вы крыса – это точно, и у вас стоит.

– Как вам позвонить?

Бабетта полезла в сумочку за ручкой. И тут зашли Сесилия и Вэлери.

– О, – сказала Вэлери, – вот где эти мерзавцы. Я же тебе говорила. В ближайшем баре.

Бабетта соскользнула с табуретки и вышла наружу. Я видел ее сквозь жалюзи. Она уходила прочь по набережной, и у нее было тело. Гибкое, точно ива. Оно качнулось на ветру и пропало из виду.

Сесилия сидела и смотрела, как мы пьем. Я видел, что противен ей. Ем мясо. У меня нет бога. Мне нравится ебаться. Природа меня не интересует. Я никогда не голосовал. Люблю войны. От открытого космоса мне скучно. От бейсбола скучно. От истории скучно. От зоопарков тоже скучно.

– Хэнк, – сказала она, – я пройдусь немного.

– А что там?

– Я люблю смотреть, как люди в бассейне купаются. Мне нравится, когда им хорошо.

Сесилия встала и вышла.

Вэлери рассмеялась. Бобби рассмеялся.

– Ладно, значит, я ей в трусики не залезу.

– А тебе охота? – спросил Бобби.

– Тут оскорблен не столько мой позыв к сексу, сколько мое эго.

– И о возрасте не забудь, – сказал Бобби.

– Нет ничего хуже старой свиньи-шовиниста, – ответил я.

Дальше мы пили молча.

Через час или около того Сесилия вернулась.

– Хэнк, я хочу уехать.

– Куда?

– В аэропорт. Я хочу улететь в Сан-Франциско. У меня все вещи с собой.

– Я-то не против. Но нас сюда привезли Бобби и Вэлери на своей машине. Может, им пока не хочется уезжать.

– Мы отвезем ее в Л. А., – сказал Бобби.

Мы уплатили по счету, сели в машину, Бобби – за руль, Вэлери – с ним рядом, а мы с Сесилией – назад. Сесилия отстранилась от меня, прижавшись к дверце, как можно дальше.

Бобби включил магнитофон. Музыка волной обрушилась на заднее сиденье. Боб Дилан.

Вэлери протянула нам кропаль. Я дернул, попробовал передать его Сесилии. Та съежилась. Я вытянул руку и погладил ее по колену, сжал его. Она меня оттолкнула.

– Эй, парни, ну, как вы там, сзади? – спросил Бобби.

– Это любовь, – ответил я. Мы ехали час.

– Вот аэропорт, – сказал Бобби.

– У тебя еще два часа, – сказал я Сесилии. – Можем вернуться ко мне и подождать.

– Все в порядке, – ответила та. – Я хочу пойти сейчас.

– Да что ты будешь делать два часа в аэропорту? – спросил я.

– О, – сказала Сесилия, – я обожаю аэропорты!

Мы остановились перед терминалом. Я выпрыгнул, выгрузил ее багаж. Сесилия привстала на цыпочки и чмокнула меня в щеку. Я не стал ее провожать.

Я согласился читать на севере. Днем перед чтениями я сидел в номере «Холидей-Инна» и пил пиво с Джо Вашингтоном, организатором, местным поэтом Дадли Барри и его дружком Полом. Дадли недавно вышел из чулана и объявил, что он гомик. Он нервничал, был жирен и амбициозен. И постоянно расхаживал взад-вперед.

– Ты хорошо читать будешь?

– Не знаю.

– На тебя сбегаются толпы народу. Господи, как тебе это удается? Они вокруг всего квартала в очередь выстроились.

– Любят кровопускания. Дадли схватил Пола за ягодицы.

– Я тебя вспорю и выпотрошу, малыш! А потом можешь вспороть меня!

Джо Вашингтон стоял у окна.

– Эй, гляди, вон Уильям Берроуз идет через дорогу. У него номер рядом с твоим. Он завтра вечером читает.

Я подошел к окну. И впрямь Берроуз. Я отвернулся и открыл новое пиво. Мы сидели на третьем этаже. Берроуз поднялся по лестнице, прошел мимо моего окна, открыл свою дверь и скрылся внутри.

– Хочешь с ним познакомиться? – спросил Джо.

– Нет.

– Я к нему зайду на минутку.

– Давай.

Дадли и Пол хватали друг друга за жопы. Дадли ржал, а Пол хихикал и заливался румянцем.