Учебник рисования - Кантор Максим

Познакомившись с этой статьей в вагоне метрополитена, профессор Татарников не удержался и сказал своему соседу следующее:

— Ну и балбесы, извините за выражение, нынче за перо берутся. Пишут — и сами не понимают, что пишут. Лишь бы, простите меня, брякнуть. Что Мандельштам, что этот, как бишь его, этого автора, — одинаковые остолопы. Нет пути от бытия к небытию — это надо же додуматься! Во как завернули! А какой же есть тогда путь? Другого-то пути никакого и не существует. Как родился, так и вперед — туда, к небытию. Дорога, она для всех одна, другой нет. Так движение и происходит — вперед ногами. Понимаете?

Сосед по вагону посмотрел на беззубого человека с опаской и на всякий случай прикрылся газетой. Он, как и Татарников, успел прочесть статью «Соседи» и подумал: «Верно подмечено в газете, варварство, оно всегда рядом. Этакий псих пристанет с разговором, а потом топором тюкнет. Россия, дикари — ох, угораздило же меня родиться в этой стране с умом и талантом! Наследие Чингисхана, будь оно проклято! Жил бы в Швейцарии, был бы свободным человеком — кормил бы уток на озере, работал бы в страховой компании. Здесь разве застрахуешься? Эх!» И сосед поспешил выйти из вагона на следующей станции.

После вынесения приговора (вердикт присяжных: «пожизненно») подсудимый говорить не пожелал. Несколько раз он обводил глазами зал, будто искал кого-то, а не отыскав, стал смотреть в пол. И когда прокурор с некоторым сарказмом (впрочем, сарказмом горьким) поинтересовался, не хочет ли приговоренный подвести некие итоги, обобщить, так сказать, свой опыт, Кузнецов поднял на прокурора недоуменный взгляд и спросил: «Вы ко мне?» Характерно, что при этих словах один из присяжных — культуролог Петр Труффальдино — дернулся на стуле и зашелся кашлем.

Впрочем, задерживаться на описании процесса пресса не стала. Подобные происшествия интересны лишь тем, что оттеняют важные события — явления в мире бизнеса и культуры.

Подобным событием явилось открытие очередной галереи. Вспыхивали на столичном небосклоне звезды — всякая новая норовила затмить прежнюю. Комментировал событие Николай Ротик, автор, потеснивший популярностью Розу Кранц и Якова Шайзенштейна. К этому времени облик культуролога, востребованного столицей, сложился совершенно. Ротик воплощал искомые качества.

Вот его статья: «„Анжелика Файн Арт“. Мона Лиза победила бульдозер.

Анжелика Кротова, супруга известнейшего политика, не только очаровательная женщина, но и тонкий знаток актуальных процессов. Открытие модной галереи в обычном московском районе (а не на Рублевском шоссе, как принято) — жест демократичный: современное искусство не всегда элитарно. Это жест просветительский: с помощью искусства проводится культурная санация района. Видали когда-либо жители этого — будем откровенны — не лучшего из московских уголков произведения свободной мысли? Пора привыкать!

Ворчливых бабушек из соседних подъездов („Устроили тут, жить людям не даете!“) сменили элегантные дамы в вечерних туалетах. Началось лазерное шоу. Зеленый лазер стрелял из окна галереи на бульдозер, стоявший во дворе. Лучи постепенно складывались в знакомый образ Моны Лизы. Это — проект художника Стремовского „Мона Лиза против бульдозера“, посвященный 30-летию двух памятных событий. В 1974 году знаменитая картина Леонардо приехала в Москву, — тогда москвичи занимали очередь, чтобы ее увидеть. Потом „Джоконда“ уехала, а на московском пустыре художники-нонконформисты устроили выставку. Публики было мало, зато было много чекистов и несколько бульдозеров, которые смели экспозицию. И вот через тридцать лет после визита „Моны Лизы“ и разгрома „бульдозерной выставки“ „Анжелика Файн Арт“ выставляет актуальных художников, наследников нонконформистов. За тридцать лет их искусство стало респектабельным, его не громят бульдозерами, а увозят на лимузинах, а бывшего нонконформиста Осипа Стремовского награждают премией „Соотечественник года“. Так что „Мона Лиза“ победила бульдозер. Искусство восторжествовало! Выставкой Осипа Эмильевича Стремовского откроется серия мероприятий — москвичам покажут шедевры Ворхола, Ле Жикизду и Тампон-Фифуя. Здесь же пройдут экспозиции Олега Дутова, Эдуарда Пинкисевича, Лили Шиздяпиной, Снустикова-Гарбо и других.

На открытии выступали первые лица города. Восхищались дизайном и говорили о том, какая молодец Анжелика Кротова, — устроила истинный праздник».

Было что праздновать! Обобщая достижения, следовало сказать, что свобода (воплощенная в произведении Леонардо, от которого вели родословную свободолюбивые творцы) победила тоталитаризм (воплощенный в бездушном бульдозере). Чем не повод для торжества? Как ни прытко перо Ротика, угнаться за буйством праздника не по силам было и ему. Как в двадцать строк втиснуть вышитое стразами платье хозяйки и фейерверк, заказанный парижскому пиротехнику? А жареные поросята, что появились на столах с букетами левкоев во рту? Так остроумная Анжелика передала привет лучшей подруге — Белле Левкоевой, известной просветительнице.

В юности девушки дружили, по слухам, ходили в одну школу, теперь их сблизила профессия галериста. Дамы хихикали, поминали некоего Валеру Пияшева, иных приятелей молодости. Анжелика извлекала из недр памяти новые имена: а этого помнишь? Какой мужчина, восклицала Белла Левкоева и, слегка преувеличивая энтузиазм, закатывала глаза. А этот? О, какой активный! Кем были упомянутые активные мужчины, сторонний наблюдатель догадаться не мог — скорее всего, речь шла о диссидентах, правозащитниках, активистах — о той интеллигенции, что подготовила сегодняшний праздник свободы.

А праздник шумел, набирал силу. Как это обычно бывает в бальных залах столицы, гости успевали все: и накушаться калорийной пищи, и напиться дорогими напитками, и приобрести незаурядные знакомства.

Актуальный художник, Филипп Преображенский, тот самый, чей аквариум с пляшущим человечком погиб в галерее Поставца, сумел пристроить последнее произведение — говорящую собаку. Собственно, это был ремейк произведения, уже имевшего место в истории искусств, но что с того: разве Попова, Мондриан, Карл Андре и Родченко не рисовали те же квадратики, что и Малевич? Собакой был сам Филипп, он раздевался донага и лаял, перемежая лай революционными призывами. Ефрем Балабос пригласил мастера в подмосковную усадьбу — сторожевым псом. Будку посулили Преображенскому, горячее питание, приличное жалованье. Художник колебался недолго. Стабильное положение при усадьбе Балабоса гарантировало непосредственную близость к тому, кого, собственно, ты и намерен эпатировать. Ты получаешь возможность облаивать капиталиста, а он за это платит зарплату. И Преображенский согласился.

Николай Ротик, пожилой юноша, сновал меж гостями, продавая горячее перо. Свободолюбивые взгляды, впитанные с детства, позволяли писать решительно обо всем, не будучи рабом догмы. Таково уж было воспитание в интеллигентной семье Ротиков: стоять над схваткой, не служить никому определенному, но выполнять поручения тех, кто лучше заплатит. Ротик прикидывал, что именно отстаивать сегодня, какие взгляды защищать. Либеральные — понятно, но что конкретно? Впрочем, далеко не всегда работал критик на заказ. Статью об открытии у Анжелики Кротовой писал наудачу — случаются боговдохновенные моменты, когда внутренний голос кричит: дерзай! Статья была написана до вернисажа — и требовался пустяк: показать ее владелице галереи, получить одобрение. Анжелика чмокнула Ротика в раннюю лысину, оставив пунцовый след помады. Критик сумел понравиться и Белле Левкоевой и сразу же получил заказ. Ему поручили (нешуточное дело!) вести конферанс при вручении премии в области актуального творчества — судьбоносной премии «Черный квадрат». Привычный энтузиазм, посещавший Ротика при получении заказа, не замедлил сказаться; журналист принялся оттачивать фразы и формулировки. Надо сказать так: черный квадрат знаменует прорыв в цивилизацию. Или так: черный квадрат — это символическое изображение окна в Европу. Весь во власти дум, он столкнулся со старым ландскнехтом демократии, Германом Федоровичем Басмановым. Спикер поманил журналиста к себе.

— Зайди как-нибудь, — сказал спикер, — есть тема. Как твоя фамилия?

— Ротик.

— Думаю, сработаемся. — Спикер хохотнул, сверкнул коронками.

Общеизвестно, что Герман Федорович приглядывает компаньона — на место Поставца и Кротова. Перст судьбы уперся в Ротика — журналист летал по залам, едва касаясь паркета. Чем хуже он Димы Кротова? И тот когда-то начинал — а чего достиг!

Вернисаж, знаменовавший юбилей подпольного искусства, воскресил в памяти первую легальную экспозицию авангарда, ту, что случилась в восемьдесят пятом году, т. е. двадцать лет назад. Действительно, всполошились специалисты, двадцать лет миновало, какой путь пройден, надо отметить! Обратились к архивам, вспомнили фотографа Льва Горелова, который проводил съемки на легендарной выставке. Вот бы теперь ту фотографию в руках подержать! Вспомнить, кто у истоков стоял, — необходимо!