Записки prostitutki Ket - Безымянная Екатерина

— Разве ж так можно?

— Как? — уточняю я на всякий случай.

— Ну зачем ты сама за тем матрацем полезла, ну ты же девушка…

И пока я думаю — а в самом деле, зачем? — дед говорит мне:

— Вот тут сидят двое молодых людей, стрельнула бы глазками, попросила бы их, они б тебе мигом этот матрац спустили…

— Да я как-то сама привыкла, — удивленно отвечаю я, — да и они вещи раскладывали, а я хотела уже… Это ж нетрудно…

Дед садится напротив:

— Девочка, я не сомневаюсь, что ты сильная и независимая. И вообще сейчас время такое — женщины все почти независимые, эмансипированные. И мужикам-то, мужикам не дают себя мужиками почувствовать. Все сами, все сами. А зачем сами? Ты-то можешь сама этот матрац спустить, и сама можешь сумку до дома дотащить, и кровать передвинуть ты тоже сама можешь — да. Но зачем, зачем самой-то это делать? Если можно просто улыбнуться и попросить. А то пока ты все делаешь сама — никто не возьмется тебе помогать. А зачем? Сама ж справишься…

У Аллочки случился когнитивный диссонанс. До нее, кажется, впервые дошло, что все то, что она делала до сих пор, — может, и неплохо, но не слишком правильно.

— Как же это так выходит, — задумчиво говорит она мне, помешивая чай, когда мы сидим вечером на ее кухне (Боря встречает Олечку), — почему он мне говорит, что не любит, когда женщины ведут себя, как безрукие и безмозглые, а сам бежит, как только она звонит?..

Я рассказываю Аллочке про деда и поезд.

И про то, что мы так привыкли быть самостоятельными, так привыкли быть независимыми и сильными, что уже совсем забыли, как это — быть женщинами. Ну, такими, какие были раньше.

Когда они, женщины эти, ходили в огромных пышных платьях и не держали в руках ничего тяжелее зонтика. Впрочем, с зонтиком тоже все было непросто.

— Ах, граф, а не подержите ли вы мне зонтик над головой, а то я так устала, так устала от этой жары…

И куда было деваться графу — он держал. Держал и млел. И знал, что только так и надо.

Зонтиков нет. Есть сумки, которые, в общем-то, несложно донести самой. Есть лампочки, которые очень легко вкрутить. Есть таксисты. Есть консультанты в магазинах, которые за пять минут подскажут про обои, клей и плитку. И, если надо будет, мы сами разберемся, как включается шуруповерт.

А уж гвоздь забить или нож поточить — и вовсе дело нехитрое.

Какие там невинные глазки?..

Сама, зайка, все сама.

И подхватит зайка сумку, и вкрутит лампочку, и купит плитку. И будет зайка гордиться своей самостоятельностью.

Мужик обходит зайку стороной. Чует он нутром, инстинктом: зачем зайке мужик, если она все может сама?

И потом, где-нибудь на девичнике, скажет зайка, что помельчал мужик… И остальные зайки закивают головами понимающе.

И не придет им в голову, что мужик — он давно уже отвык от зонтиков и сам не догадается, что зайке тяжело. А как тут догадаешься — если она всем своим видом демонстрирует: могу сама.

И вот бы зайке расслабиться и научиться, наконец, быть слабой. Или хотя бы такою казаться. Просить встречать, оберегать, советовать и помочь точить все эти чертовы ножи.

Но зайка не просит. И сама — сама — ходит, носит и точит.

Это же так прекрасно — ни от кого не зависеть. Правда ведь?

Утром я вышла от клиента, который купил ночь и до самого утра мурыжил меня с перерывами на чай, кофе, сигаретку. Состояние у меня было — совсем не ахти. Трусы лежали в сумке.

Закурила возле лифта, спускаться по лестнице не было ни сил, ни желания. Лифт отчего-то не ехал.

Я чертыхнулась и поползла вниз на полусогнутых ногах. Через три этажа поняла: это легче, чем казалось сразу.

И вдруг вижу — воздушные шарики. Много.

И чуть снизу — молоденькие девочки в розовых платьях ползают по лестнице, как крабики. Улыбаются, лепят разноцветные листочки на стену вдоль ступенек. И на подоконнике оставляют конфеты. Ну да, конечно, свадьба.

Выкуп.

Кто его вообще придумал, этот выкуп? Носится по лестнице туда-сюда, во главе с другом друга, толпа людей, и с ними обязательно фотограф — щелкает скучающие лица гостей, которым еще не налили. А жених, как дурак, должен по отпечатку помады на листочке в клеточку угадать, какую из этих бумажек чмокнула невеста.

Проходила мимо, забрала пару конфет. Со вчерашнего дня ни крошки во рту не было. Посмотрели на меня, как на врага народа. Я ехидно улыбнулась в ответ. Да пошли вы, подумала, подружки, блин, невесты. Вы б так прыгали восемь часов на мужике, чтобы «Мишек на Севере» зажимать. И мне вдруг стало отчаянно зло. Куклы, двадцатилетние куклы! У каждой — акриловый френч на ногтях, ресницы, как у Белоснежки в ее лучшие годы, кожа мандаринового цвета (странно, что еще не трескается, кажется, осталось вот-вот) и волосы длинные и густые. У двоих из трех — нарощенные.

Эдакие искусственные барби. Это их мужья будут жаловаться потом, что они за волосы держать не разрешают, да и вообще лежат как бревна. И посуду не моют…

Выходила из подъезда с мыслью о том, что свадьба лично мне чертовски портит настроение. Наверное, есть такая зависть, с которой даже мне трудно справиться. Меня такое вряд ли когда-либо ждет.

Открыла дверь парадной, а на улице — люди. Много людей. И у всех растерянность на лицах.

Дверь пропищала, все обернулись, но быстро потеряли ко мне интерес.

И я хотела уже было пройти мимо, но вдруг поняла, что с ними со всеми не так. На фоне машин с куклами и ленточками стояли люди в черных повязках. И чуть поодаль — автобус с надписью «Ритуал».

«Чушь какая-то», — вдруг подумала я и остановилась. Дальше мои мысли напоминали хаотичное движение молекул: кто-то очень не хочет этой свадьбы — решила я спустя минуту.

Не успела я додумать эту мысль, как прибыл жених.

Жениха вообще на свадьбе как-то сразу видно: по костюму, по цветочку, втюханному добрым другом в карман пиджака, по блаженной улыбке… По ошалелым глазам, в которых всегда непонимание: то ли он делает ошибку века, то ли принимает в этот момент самое правильное в своей жизни решение.

У этого конкретного жениха, прибывшего со свитой аж на трех машинах, битком набитых молодыми самцами, блаженная улыбка на лице быстро сменилась удивлением. Он вышел из машины, к нему быстро подбежал какой-то мужчина, что-то сказал, и я увидела, как за какую-то секунду лицо жениха сменило выражение со счастливого на абсолютно паническое.

Я не смогла уйти. Я, в ожидании развязки, села на ближайшие качели и вся превратилась во внимание.

Подходили люди, смешиваясь в дикую какофонию из разноцветных нарядов, светлых праздничных костюмов и черных траурных одежд. Подходили девушки в ярких платьях, с огромными охапками красиво упакованных букетов, и заплаканные женщины всех возрастов, в черном, все с теми же цветами. Только они были с лентами.

Это все напоминало дикий, жуткий фарс.

Гадкое, неожиданное совпадение, которое может присниться только в кошмарах.

Свадьба совпала с похоронами. В одной и той же парадной кто-то умер и кто-то собрался жениться. И случилось это в одном месте в один день.

Я задержалась надолго. Видела, как накрашенные куклы, узнав о предстоящем, недовольно вытаскивают из подъезда все подготовленные шарики и охапки цветной бумаги. Как они курят свои тонкие сигареты, облокотившись на капоты иномарок, и рассуждают о том, что мог бы этот человек умереть и в более подходящее время, и почему они должны из-за того, что кто-то там подох, отменять выкуп, к которому готовились несколько дней.

Люди бывают чудовищно злы.

Разноцветные гости прибывали, свадьба ожидалась с размахом. А с другой стороны к парадной все подходили и подходили люди в черном.

Я наблюдала. Совершенно расхотелось спать. Мишка, который на Севере, быстро растаял в руке.

Гроб вынесли раньше.

Куклы грустили в сторонке. Кажется, в этот момент они хоть что-то поняли.

Невеста, к счастью, не выскочила следом.

Жених маялся и орал кому-то в трубку, что они безбожно опаздывают на регистрацию. Безбожно.

Он так и сказал. Хорошее слово подобрал, правда.

Невесту я ждать не стала. Встала и пошла к дороге.

Кто-то в толпе говорил, что хоронят молодую девушку, погибшую в аварии.

Судьба-шлюха.

Звонит мне Лиза, говорит — можно приеду?

Здрасьте, гости дорогие, заходите — всегда рада. Дома одной, как назло, очень скучно.

Через час врывается Лиза. Нет, не входит — именно врывается. Видно — злая как черт, с собой бутылка виски, помидоры, шоколад, пачка сосисок, банка соленых огурцов и зачем-то упаковка селедки.

Вываливает это все на стол, и мне понятно сразу — была не в себе, мела с полок не глядя.

Падает в кресло, нервно закуривает, четким броском со всей дури отправляет пачку в стену и говорит — не мне, явно в пространство: