Свободу медведям - Ирвинг Джон

— Что? — спросил Ват, разбрасывая инструменты и детей. — Кто ты? — нахмурился Ват, крепко сжимая патрубок в жирных руках — самых грязных руках с коротко стриженными ногтями, какие только доводилось видеть моему отцу.

— Я Явотник, — сказал мой отец. — Вратно Явотник.

— Ты говоришь по-немецки? — спросил Ват. — И почему ты в крагах?

— Ват, — ответил Вратно, — я пришел, чтобы вступить в вашу команду.

— Мою команду?

— Я пришел учиться заново, Ват… теперь, когда я нашел настоящего мастера.

— У меня нет никакой команды, — сказал Ват. — И я не знаю никакого Явотника.

— Вы помните «Гран-при Италии 1930»? — спросил Вратно. — О, Ват, вы тогда действительно сорвали куш!

Готтлиб Ват расстегнул кобуру на бедре.

— Мой бедный покойный дядя взял меня с собой, Ват. Мне было всего одиннадцать. Дядя говорил, что вы лучше всех, — тараторил Вратно.

— В чем? — спросил Ват с открытой кобурой.

— В мотоциклах, конечно. Ват, как их чинить и объезжать, испытывать и обучать водителей! Просто гений, говорил дядя. Если бы не политика, то мой дядя вступил бы в вашу команду.

— Но у меня нет никакой команды, — повторил Ват.

— Послушайте, — не умолкал отец, — у меня есть серьезная проблема.

— Мне очень жаль, — произнес Готтлиб Ват с сочувствием.

— Я только что научился ездить, — продолжал Вратно, — когда мой дядя погиб — влетел на своем «Нортоне» в Саву в окрестностях Бледа. Это сломало меня, Ват. С тех пор я ни разу не сел на мотоцикл.

— Я не понимаю, чего ты хочешь, — сказал Ват.

— Вы можете научить меня, Ват. Я должен учиться всему заново — как водить. Я неплохо это делал, Ват, но я не могу справиться со страхом, после того как мой дядя утонул в Саве. Дядя говорил, что вы лучше всех.

— Откуда твой дядя меня знал? — спросил Ват.

— Весь мир знал вас, Ват! «Гран-при Италии 1930». Вот это был куш!

— Ты уже это говорил, — нахмурился Ват.

— Меня учил мой дядя, Ват. Он говорил, что я способный. Но я потерял над собой контроль, понимаете. Нужен мастер, чтобы я снова смог водить мотоцикл.

— Сейчас война, дурачок, — сказал Ват. — Кстати, ты кто?

— Хорват, полагаю… если это имеет значение, — ответил Вратно. — Но мотоциклы — вещь интернациональная.

— Но ведь идет война, — сказал Ват. — Я командир дивизиона разведчиков мотоциклетного соединения «Балканы-4».

— В эту команду я и хочу вступить! — воскликнул мой отец.

— Это не команда! — возразил Ват. — Это война.

— Неужели вы и в самом деле воюете, Ват? — спросил Вратно. — Что сделает война с «NSU»?

— Отбросит нас лет на десять назад, — сказал Ват. — Не будет никаких гонок, не будет никаких улучшений. Возможно, не станет завода, куда можно будет вернуться, а мои мотоциклисты могут остаться без ног. Все машины вернутся обратно, покрытые камуфляжной краской.

— О, вы совершенно правы, эти политики не обойдутся без мотоциклов, — лепетал мой отец. — Ват, есть ли способ преодолеть мой страх?

— Господи! — воскликнул Ват. — Ты не можешь иметь ничего общего с немецким военным соединением.

— Вы можете помочь мне, Ват, я знаю, что можете! Вы можете сделать из меня снова мотоциклиста.

— Почему ты говоришь по-немецки? — спросил Ват.

— А вы говорите на сербохорватском?

— Разумеется, нет.

— Тогда я лучше буду говорить на немецком, вы не находите? Видите ли, я объездил весь мир — в основном участвуя в любительских гонках. Но я был запасным в гонках на «Гран-при 39». Жаль, что «NSU» не стал победителем в тридцать девятом, модель того года немного тяжеловата, верно? Но я подучился разным языкам, пока разъезжал.

— Пока не стал бояться? — спросил Ват устало.

— Да, пока мой бедный дядя не утонул вместе со своим «Нортоном».

— И во время «Гран-при Италии 1930» тебе было всего одиннадцать?

— Одиннадцать. Я был всего лишь восхищенным ребенком.

— И тебе удалось узнать, где я?

— Ну да, Ват.

— Как это тебе удалось? — спросил Готтлиб.

— Мир знает вас, Ват! Мотоциклетный мир.

— Да, ты уже это говорил, — согласился Ват.

— С чего вы думаете начать бороться с моим страхом? — спросил мой отец.

— Ты ненормальный, — ответил Готтлиб. — И ты напугаешь детей.

— Пожалуйста, Ват, — взмолился Вратно. — Я был очень способным, а теперь словно закостенел.