Правила секса - Эллис Брет Истон

…тут высокий голубоглазый первокурсник, у которого нет и намека на интерес к тебе, попросит сигарету, а тебя и вынесет. Но первогодки, представленные здесь Стивом, выглядят настолько тупо, так отчаянно стараются угодить, лезут из кожи вон, не думая ни о чем, кроме вечеринок и шмоток, как из рекламы спортивной коллекции «Эспри». Однако факт остается фактом: выглядят они получше старшекурсников.

— Как прошла вечеринка? — спрашивает Гарри.

— Бармицва у брата была повеселее, пожалуй, — говорит Раймонд, окидывая взглядом Стива, чьи глаза выглядят перманентно полузакрытыми, а на лице застыла дурацкая ухмылка, и он кивает в пустоту.

— Они там в натуре ставили Спрингстина, — говорит Стив.

— Исусе, я знаю, — соглашается Раймонд. — Спрингстин, Христа ради. Кто диджеил?

— Но тебе же нравится Спрингстин, Раймонд, — произносишь ты, не обращая внимания на зеленое «Джелл-О», и прикуриваешь сигарету — четырехсотую за день.

— Нет, не нравится, — говорит Раймонд, краснея и нервно поглядывая на Стива.

— Правда? — спрашивает его Стив.

— Нет, не нравится, — говорит Раймонд. — Не знаю, с чего это Полу пришло в голову.

— Понимаешь, у Раймонда есть теория, что Спрингстину нравится, как бы это помягче сказать, давать под хвост, — говоришь ты, наклоняясь вперед, обращаясь напрямую к Стиву. — Спрингстину, прости господи.

— Послушай «Backstreets» ^[29]. Определенно пидорская песня, — говорит, кивая, Дональд.

— Я этого никогда не говорил, — неловко смеется Раймонд. — Пол меня с кем-то перепутал.

— Каким ты называл конверт «Born in the USA»? — спрашиваешь ты. — «Сладеньким»?

Но Стив больше не слушает. Его не интересует так называемый разговор за столом. Он говорит с бразильцем. Спрашивает, может ли тот достать ему экстази к вечеру. На что бразилец говорит:

— Эта дрянь сушит спинномозговую жидкость, чувак.

— Пол, будь так добр, перестань лезть не в свое дело, — говорит Раймонд со страдальческим видом. — И принеси мне «Спрайт».

— Ты же составил список, Раймонд, — произносишь ты, нарываясь на проблемы. — Кто там в нем был? Тот еще списочек: Шекспир, Сэм Шепард, Роб Лоу, Рональд Рейган, его сын…

— Ну, его сын, — говорит Дональд.

— Но не тот ли нынче век, когда всем плевать? — спрашивает Гарри.

— На что? — отвечаете все вы вопросом на вопрос.

— Че? — спрашивает Стив, после того как бразилец уходит.

Но ты уже перестал слушать, потому что у всех нас проблемы со вкусом: мы все спали с теми, с кем не должны были спать. Как насчет того высокого тощего парня с подругой-азиаткой, про которую ты думал, что у нее герпес, но ничего не было, и вы оба поклялись никогда не говорить про две ваши ночи вместе. Он в другом конце комнаты, сидит с той же маленькой восточной девушкой. Они ругаются. Она встает. Он показывает ей фак в спину, баба. Теперь Раймонд говорит о том, как хороши «эксперименты Стива с видео».

— У тебя круто получается. Интересный класс? — спрашивает он.

Ты-то знаешь, что Раймонд ненавидит все, что имеет хоть какое-то отношение к видео, и даже если этот парень и сделал что-то удивительное, что сомнительно, Раймонд не перестал бы это ненавидеть.

— Я многому научился на этих занятиях, — говорит Стив.

— Например? — шепчешь ты Дональду. — Азбуке? Раймонд слышит и бросает на тебя взгляд. Стив просто произносит:

— Че?

Гарри спрашивает:

— На этих выходных нигде ядерной войны не было?

Ты отворачиваешься и оглядываешь комнату.

И вот последний взгляд на Стива, который сидит рядом с Раймондом, оба над чем-то смеются. Стив не догоняет, что происходит. Раймонд по-прежнему зыркает на нас троих, и рука его дрожит, когда он подносит стакан ко рту и бегло оглядывает Стива, который ловит этот взгляд. Беглый взгляд, который все и выдает. Но что он может означать для блондина с Лонг-Айленда? Ничего. Он означал лишь «взгляд мельком», и ничего более. Лишь дрожащую руку, прикуривающую очередную сигарету. С тех пор как Шон меня бросил, песни, которые мне обычно не нравились, приобрели для меня какую-то болезненную важность.

Патрик

Лимузин должен был забрать его в какой-то момент между половиной одиннадцатого и без четверти одиннадцать. Он должен оказаться в аэропорту в Кине по крайней мере без десяти двенадцать, откуда на «лирджете» прилетит в Кеннеди в половину второго или без четверти. Он должен был быть в больнице полчаса назад, но наверняка же отправился сначала в «Карлейль» напиться, или пыхнуть, или чего он там еще с собой делает. Но поскольку его никогда не заботила ни ответственность, ни то, что он заставляет других ждать, меня это совсем не удивляет. Я жду в вестибюле больницы, поглядывая на часы, звоню Эвелин, которая в больницу не приедет, и жду, когда его привезет лимузин. Когда становится очевидно, что он решил не появляться, поднимаюсь на лифте обратно на пятый этаж и принимаюсь ждать, расхаживая взад-вперед, в то время как помощники отца сидят у двери в его палату, переговариваясь друг с другом, изредка нервно поглядывая на меня. Один из них сегодня же вечером поздравил меня с загаром, который я приобрел на прошлой неделе на Багамах с Эвелин, что я воспринял как едкий сарказм. Он снова проходит мимо, направляясь в уборную. Улыбается. Я полностью его игнорирую. Мне не нравится ни один из этих людей, и они все будут уволены, как только отец умрет.