Мертвая хватка - Воронин Андрей

Валерий шарахнулся от его протянутой руки, как от гадюки.

– Ты что?! – теряя остатки самоконтроля, плачущим голосом выкрикнул он. – Ты что, гад, издеваешься? Ты что мне суешь?!

Сова испуганно отшатнулся от него, но деньги не убрал.

– Как – что? – удивленно сказал он. – Деньги. Ты же все-таки почти месяц вкалывал. Кто-кто, а уж я-то знаю, что это такое – на земле горбатиться. За такую работу любых денег мало. И потом, они тебе сейчас нужнее. А мне, если что, батя поможет.

Валерий открыл рот, чтобы послать этого растреклятого христосика куда подальше, пока стоявший в горле ком и в самом деле не пролился слезами, но в последний момент передумал и взял деньги. Не потому взял, что они были ему так уж необходимы, а потому, что понял: не возьмет – и Сова на него по-настоящему обидится. Может и в морду дать, и, что характерно, будет совершенно, прав…

…И, конечно же, окончательно успокоившись, он понял, что его попытка отказаться от предложенных Совой денег была чистой воды фанфаронством, глупостью несусветной и поганым, неумелым позерством. Если Сове нравится жить по правилам, которые вышли из употребления еще в позапрошлом веке, это его личное дело. На ферме, в деревне такое поведение, может быть, даже останется безнаказанным, и доживет Сова до старости в блаженном неведении относительно мира, который его окружает, и ребенка своего будущего воспитает, если получится, таким же ясноглазым, улыбчивым и наивным кретином, каким является сам. Интересно, в кого он такой уродился? Папахен его, к примеру, на христосика блаженного ни капельки не похож. В мать, что ли? Или Сова-старший тоже из этой породы, только скрывает? А-а, черт их, червей земляных, разберет! Ни к чему нам эти сложности.

Мы люди простые, и живем попросту, и принципы у нас тоже простые, доступные. Дают – бери, бей и беги – вот и все принципы, необходимые для хорошей, полноценной жизни в современном обществе.

Убедив себя таким образом в том, что ничего экстраординарного, из ряда вон выходящего с ним сегодня не случилось, Валерий принялся активно пользоваться благами цивилизации, купленными на деньги Совы. Для начала он добрался до Москвы, сдал свой велосипед в камеру хранения на Ярославском вокзале, купил самый дешевый билет на утренний поезд, погулял по городу, пару раз перекусил в кафе, а вечером вернулся на вокзал и, имея в кармане билет, безбоязненно устроился на ночлег в зале ожидания. Ночью у него пару раз проверили документы, а утром он продал сослуживший свою службу билет какому-то бедолаге в самом хвосте длинной очереди у билетных касс, купил билет на электричку и покатил в пригородный поселок, где обитал (а может быть, уже не обитал, а покоился) его обидчик Виктор Андреевич Майков.

По дороге Валерий думал, как это было бы чудесно, если бы Майкова постигла та же участь, что и его охранника Хобота, и пытался изобрести способ разузнать об этом, не привлекая к себе внимания.

Он сошел с поезда, так ничего и не придумав, и решил положиться на случай. Валерий не лгал Сове, говоря, что намерен отправиться домой, к родным, так сказать, пенатам; не лгал он и насчет того, что ему нужно заскочить в одно местечко – посмотреть, что да как. Он действительно не мог навсегда уехать из Москвы, не разузнав, чем закончилась его вендетта. Вся эта затея с самого начала была ребяческой и при этом смертельно опасной – это Валерий понял с пол ной ясностью в ту ночь, когда на его глазах зверски убили Хобота, – но просто отчалить восвояси, даже не попытавшись увидеть результаты своих усилий, он не мог. Или, может быть, не хотел – разница в данном случае не имела существенного значения.

Он добрался до дома Майкова пешком и занял свою излюбленную позицию в кустах на противоположной стороне дороги. Ворота в высоком кирпичном заборе, которым папа Май отгородился от всего света, были заперты наглухо, из-за забора не доносилось ни звука. Было очень похоже на то, что папа Май здесь больше не живет. Валерий очень надеялся, что этот подонок с некоторых пор не живет вообще.

Совсем не живет, окончательно.

Солнце поднималось все выше, становилось жарко. К разгоряченной коже назойливо липли мухи, в кустах пахло разогретой зеленью, асфальтом и пылью. Было чертовски скучно сидеть, ничего не делая, и ждать у моря погоды. Так можно было просидеть и сутки, и трое, и целую неделю и в результате ничего не узнать. Время от времени по шоссе проезжали машины, один раз проехал велосипедист с привязанными к раме велосипеда удочками в чехле. Лицо у него было хмурое – видимо, ни черта он не поймал в протекавшем на задах улицы ручье. Некоторое время на ветке прямо над головой Валерия сидел скворец – черный, блестящий. Скворец отвлекал Валерия от наблюдения за дорогой и домом. Лукьянов шикнул на него, и скворец улетел, обронив напоследок белую бомбочку – слава богу, не попал.