Второе восстание Спартака - Вышенков Евгений

– В строю гавкать разрешено только овчаркам. Не знал? – и опять бросил на него колючий взгляд...

Наконец и этот пересчет закончился, колонна прошла в промежуток между внешними и внутренними воротами... И тут неожиданно – Спартак аж вздрогнул – врубилась музыка. Из невидимых, но мощных репродукторов жахнуло со всей дури:

Утомленное солнце нежно с морем прощалось,

В этот час ты призналась, что нет любви...

Спартаку показалось, что он сходит с ума, настолько жутко было слышать этот романс в этих обстоятельствах, он судорожно огляделся – и увидел ошарашенные, испуганные лица. Кто-то в толпе не то заплакал, не то завыл^[31]...

– Вот мы и дома, – громко сказал Ухо.

Затем была баня – причем раздевалку, как в глупом детском анекдоте, от самой бани отделяло метров двадцать, которые приходилось преодолевать бегом, в костюме Адама.

Затем была стрижка – практически наголо. Затем выдача воняющей хлоркой одежды, матрасов, подушек и прочего нехитрого лагерного скарба. Зачитывание правил внутреннего распорядка...

К концу всех мытарств Спартак так устал, что готов был лечь прямо на мерзлую землю и закрыть глаза. И пусть его расстреливают на хрен. Хоть за неповиновение, хоть за попытку к бегству.

Единственное, на что он нашел силы, это, приостановившись неподалеку от дежурного оперативника в административном здании и ни к кому конкретно не обращаясь, глядя в пространство, быстро сообщить:

– Этапный конвой посадил в наш вагон случайного человека. Поймал на каком-то полустанке и...

– Разговоры! – опер угрожающе сделал шаг вперед.

– Виноваты они, а отвечать вам, – еще быстрее, пока не прервали, сказал Спартак. – Когда выяснится, что здесь находится человек, которого без постановления суда и...

Тут-то оперативник его и прервал – коротким тычком в зубы...

Барак, похожий не то на сарай, не то на амбар, сырой и холодный. Крошечные окна под самым потолком, похожие на амбразуры. Ряды шконок. Параша неподалеку от выхода – простой жестяной бак, накрытый крышкой.

В полубессознательном состоянии Спартак раскинул матрас на первой попавшейся свободной «кровати», рухнул на него прямо в одежде и отключился.

Так и начался новый виток в жизни Спартака Котляревского.

Следующий день начался с утренней поверки, однако после завтрака вновь прибывших на работы не погнали – было объявлено, что руководство пошло навстречу пожеланиям, на работы завтра, пока определимся, кто на что годен, так что устраивайтесь, выберите старост, актив, дежурных и прочая, прочая, прочая...

Все, кто ехал в вагоне, оказались в одном бараке, причем воры немедля отделились и отгородились. Вообще, состав лагеря, как очень скоро выяснилось, был весьма пестрым: среди политических были и чечены, и прибалты, и бандеровцы, и поляки; среди блатных встречались и «махновцы», и польские воры, в общем – вся радуга...

* * *

...– Ну и, короче, выяснилось, что ошибочка вышла. Так что этого финна сегодня отправят обратно, – закончил сержант Степанов, переминаясь с ноги на ногу. – Завтра с утра в поселок машина пойдет, подвезет его... а оттуда до станции сам уж как-нибудь, это, дошлепает. Не боярин поди.

И он потупился виновато, примолк, хотя, ежели откровенно, его вины в происшедшем не было ни грамма.

Молчал и Кум, сиречь начальник оперчасти лагеря, – он в этот момент был занят архиважным делом: аккуратно наливал в металлическую кружку кипяток из мятого чайника, немного, на треть примерно. Сержант исподлобья наблюдал за этим процессом.

Каждое утро Кум начинал с этого, с позволения сказать, ритуала – с кипящего чайника и кружки... Нет-нет, ничего необычного и уж тем более подозрительного. Любой из подчиненных Кума, сиречь из сотрудников оперчасти (или, как говорит контингент, абверовских кумовьев), утречком заглянув к своему начальнику и застав его за этим занятием, ничуть увиденному не удивится. Ну разве что решит: «А чего ж в кабинете-то? Проспал Кум, что ли?..»

И будет категорически не прав. Потому что вот уже долгое время в кабинете начальника оперативной части каждое – каждое! – утро начиналось именно с этого.

С ритуала. А иногда – вот как, например, сейчас – ритуал совмещался с работой.

– Ну-ну, продолжай, – бесстрастно подбодрил он сержанта. Отошел от зеркала и достал из ящика стола нож. – Что замолк, а? Я слушаю предельно внимательно.

– Так, собственно, это вроде как и все... – буркнул Степанов.